Книга Письма полковнику - Яна Дубинянская

— У нас экстренное включение с места происшествия. Что случилось, Анна?

Барышня помолчала несколько секунд: наверное, до нее не сразу дошло. Над притихшей толпой явственно разнеслось Открывачкино «ну ни фига себе». Журналистка кивнула, расширилась на весь экран и, по-видимому, заговорила; звука по-прежнему не было. Так что Бейсик совершенно зря фантазирует насчет «глушилки». Они все там просто лохи. Не могут правильно соединить пару проводов.

— …мочной группы, — наконец прорезалась барышни, — с гипертоническим кризом. Этот шаг террористов можно рассматривать как жест доброй воли, но, скорее всего, они просто не хотели пока создавать себе проблем с… телом. Сейчас состояние здоровья госпожи зампродюсера удовлетворительное, ее допрашивают сотрудники цивильных спецслужб. Дмитрий?

— Не въехал, — признался Воробей.

— Отпустили какую-то тетку, — бегло пояснил Бейсик. — Слушай.

— Что она говорит, Анна?

— По официальному заявлению цивильной пресс-службы, данная информация разглашению не подлежит в интересах… ну, пока не подлежит. Но сразу после освобождения бывшая заложница немного пообщалась с прессой. Мы можем сейчас дать в эфир эту запись? Дми…

Заткнув девушку на полуслове, на мониторе появилась тетка средних лет, большая, с массивным лицом цвета вареной свеклы. Тетка озиралась по сторонам, тяжело дышала и прижимала к груди сумку из крокодиловой кожи. Со всех сторон на нее нацелились микрофоны в стиснутых кулаках, за спиной толпились журналисты, и среди них Толик: он причудливо изогнул руку, словно собирался пить с заложницей на брудершафт, подсунув ей диктофон под самый подбородок.

Стар отметил, что испуганной тетка не выглядела, скорее клокотала изнутри от негодования и злобы. И несла какую-то пургу:

— Петеэска! Я бы еще поняла, если б… но петеэска! Какой эфир, кретины?! Они хоть представляют себе, сколько это стоит?! час работы?!! — Она задохнулась, побагровела еще больше, закатила глаза.

— Что это — петеэска? — спросил Стар у Бейсика. По идее, должен знать.

Бейсик знал:

— Передвижная телевизионная станция.

Тем временем кулаки с микрофонами вокруг тетки судорожно задергались, из-за кадра посыпались вопросы:

— Живы ли остальные заложники?

— Как с ними обращаются?

— Террористы, сколько их?

— Как они вооружены?

— На каком языке говорят?

— Может, они обсуждали при вас свои требования?

— Изнасилования были?

Последний вопрос задал Толик. Невозмутимо, с профессиональным интересом, так что до Стара даже не сразу дошло. А затем возникло в сознании не фактом, а сразу картинкой, цветной, выпуклой, страшной — и притягательной, от чего стало особенно мерзко. Дылда — какого черта она вообще поперлась на эти съемки?!. и Марисабель. Толику легко спрашивать, он никого там, наверное, не знает. Он журналист, ему положено задавать вопросы… разные. Всё равно — мерзость. А может быть, он все-таки голубой? Одно другому, в принципе, не мешает.

— Ах ты… — начал было Открывачка.

Но в этот момент тетка на экране извернулась, отыскала источник вопроса и выдала в упор пулеметную очередь таких матов, какие Открывачке с его уголовным прошлым вряд ли снились — судя по прикушенному языку и обалделой физиономии. И не думала еще останавливаться, когда запись прервали.

— Дмитрий?

— Спасибо, Анна. Мы следим за развитием событий и будем информировать вас по мере… Что?! Так проверено или нет?!. наладьте же связь, черт бы вас… Извините. У нас технические неполадки.

По монитору издевательски прокатилась рекламная заставка с морским прибоем.

Будто выплеснувшись с экрана, волна передалась толпе наглядно, будто физический опыт в исполнении Лимберга. Ряды пришли в движение, поднимаясь один за другим, от ближайших к экрану и дальше; люди озирались по сторонам, пытаясь определиться с направлением к выходу, жестикулировали, издавая уже не возмущенный ропот, а равномерный деловой гул, похожий на шум прибоя. Всем как-то сразу, в один момент стало совершенно ясно — здесь делать нечего.

Приближалось время, назначенное для стрелки с Толиком, на которую Стар возлагал большие надежды. Спрыгнул с парапета.

— Есть одна идейка, — задумчиво сказал Бейсик. — Надо будет сбегать в кемпинг. Я из Исходника одну штуку привез… было бы прикольно.

— Ну его нафиг, — не слушая, бросил Открывачка. — Подойдем поближе, а там постараемся просочиться через оцепление.

— Как? — спросил Воробей.

— Молча.

Если напрямик через парк, прикинул Стар, до отеля совсем недалеко. Правда, очень мешали люди, валом повалившие из всех проходов. А что, если вся эта толпа тоже ломанется туда? Тогда оцепление по-любому усилят. Ну да ладно, Толик наверняка что-нибудь придумает. Да и Открывачка не просто же так носит свое погоняло.

И тут на его плечо непривычно сверху легла рука Бейсика. По-прежнему удобно сидевшего на парапете:

— Не торопись. Сейчас, похоже, будет самое интересное.

— Чего? — Открывачка обернулся через плечо.

— Смотри.

Рекламная муть на мониторе оборвалась — жужжащими зигзагообразными помехами. Толпа стихла, словно оглушенная этим звуком, замерла, развернулась в одну сторону. Монитор затрещал совсем уж невыносимо, и на нем образовался человек. Его лицо прыгало и ежесекундно искажалось, дробясь горизонтальными пестринами.

Но Стар всё равно его узнал. Еще до того, как тот заговорил.

И вот теперь его ударило под дых как следует, со всей дикой силы, с какой бьют, когда хотят — наповал, на смерть. Стыд, невыносимый стыд. За то, что он забыл. Не додумался связать… да и вообще ни разу не вспомнил, не подумал!..

О ней.

Как если бы происходящее не имело к ней отношения. Дурак.

…Человек заговорил. На чужом языке, непонятном, по-видимому, подавляющему большинству присутствующих. И все-таки они все его слушали. Все смотрели на него — молодого, смуглого, с яркой банданой на черных волосах. Он говорил взахлеб, горячо и запальчиво, сбивчиво и смущенно, слишком эмоционально, чересчур по-мальчишечьи. Как будто вовсе не вступал в переговоры от лица террористической организации, выдвигая какие-то требования, шантажируя, пытаясь давить на власти, — а, к при меру, пересказывал любимое с детства кино… или объяснялся в любви.

* * *

Море было гладкое и белесо-голубое, как подсиненная скатерть. Казалось, что плыть вдаль можно до бесконечности. До островов. До другого материка. Легко и неспешно, чуть-чуть шевеля руками и ногами, без всяких водных крыльев и без намека на усталость. А если это и обманчивое чувство, то оно — сущая мелочь, пузырек пены в море тотального обмана. Хватит. По крайней мере на сегодня — хватит.