Книга Сфинкс - Тобша Лирнер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Это мой кабинет, — объяснил брат. — Здесь я записываю музыку и рисую. Лишь немногие вправе сюда входить. Найдется немало фанаток, которые охотно согласятся расстаться с девственностью, только чтобы переступить этот порог.
— В таком случае тебе нечего бояться: я давным-давно расстался с девственностью, — пошутил я.
— Ну и слава Богу. — Гарет снял с полки томик Артюра Рембо. — Думаю, тебе нужно вот это. — Между страницами лежала ксерокопия того, что я уже видел. — Изабелла тебе показывала?
— Да, накануне… — Я запнулся, не в состоянии выговорить роковые слова. Руки дрожали, когда я вынимал рисунок из книги.
Брат ободряюще положил мне на плечо ладонь.
— Она объяснила смысл символов внизу? — Он еще секунду подержал руку на моем плече. Я, продолжая изучать рисунок, вздохнул и покачал головой.
— Обещала все объяснить, когда получит астрариум. Но я в курсе, что вы вдвоем пытались разгадать шифр.
Гарет выпрямился, расправил плечи, откинул волосы со лба и улыбнулся:
— Ты же помнишь, я всегда легко разгадывал загадки.
Он помолчал, явно собираясь с силами. Затем, как алхимик, накрыл ладонями листок и провел пальцем по таинственным знакам, будто это были буквы из алфавита для слепых. Никогда раньше не видел его настолько сосредоточенным: глаза закрыты, лицо слегка подергивается, словно бумага с ним разговаривала. Внезапно открыл глаза и аккуратно сложил листок, чтобы символы оказались друг против друга.
— Я рассматривал его часами. Меня беспокоила симметрия или отсутствие ее.
Он протянул мне рисунок. Теперь, когда брат его сложил, стало понятно, что значки представляют собой половинки целого — иероглифов. И если соединить их вместе, то символов получается не восемь, а четыре.
Гарет ткнул пальцем в четыре новых иероглифа:
— Это распространенные египетские иероглифы из тех, что можно найти в любой библиотеке: петь/песня, палочка/дудочка из тростника, вложить/поместить, Хатор-лев/рот. Перевод такой: «Если дудочку вложить в рот льва, песок запоет». Перед тем как вы отправились в Александрию, мы провели долгие часы, пытаясь понять, почему эту фразу написали на астролябии, или счетчике времени. Не скоро, но до меня дошло. Я загулял, несколько дней не ложился в постель. И вот посреди ночи мне случилось откровение. Это было за пару недель до того, как утонула Изабелла. Я тут же ей позвонил и сказал: «А что, если дудочка — ключ, а рот льва — замочная скважина? Что, если астрариуму необходим ключ?» Изабелла долго молчала, а потом ответила: «Господи, Гарет, тебе удалось решить! Десять лет поисков, и ты разгадал это!» Никогда не забуду ее голос.
— Изабелла всегда немного драматизировала, — проговорил я, почувствовав, что как-то сразу охрип. Горе переплеталось с чувством вины и странной ревностью, что жена посвящала в свои дела Гарета, а не меня.
— Это древняя загадка, — нетерпеливо продолжал он. — Что-то вроде инструкции в форме метафоры. Но теперь мы никогда не узнаем, так это или не так. — Брат вопросительно посмотрел на меня.
Я отвел глаза, чтобы он не догадался, что астрариум найден и что артефакт у меня. Но Гарета не так-то просто было обмануть.
— Оливер, признайся…
— Чем меньше ты знаешь, тем для тебя безопаснее. Ясно? — почти неприязненно вырвалось у меня.
— Ты в опасности?
Я потупился и не ответил. Брат никогда не видел меня настолько уязвимым, и было невыносимо думать, что он сравнивает бесстрашного заводилу, каким меня знал, с новым человеком, который теперь стоял перед ним. Он помедлил секунду и снова повернулся к ксерокопии.
— Хорошо, я ничего не знаю, но вот что еще можно сказать об этой надписи. То, как организован шифр, символично само по себе. Две ничего не значащие половины, если их не соединить вместе. В этом ключевая идея. Полагаю, астрариум — если Изабелла его все-таки нашла — это еще не все, что необходимо. Чтобы его активировать требуется вторая половина, скорее всего ключ. Две половины составляют целое — почти что история любви. — Вот какое романтическое объяснение возникло в пьяной голове Гарета.
Я посмотрел на иероглифы, стараясь, чтобы брат не понял по моему лицу, насколько я удивлен. Интуитивно он догадался, что устройству требуется ключ — то, что египтяне называли «Ваз».
За дверью послышался шум, и я поспешно спрятал бумагу. Гарет был явно обеспокоен моим испугом. Я положил руку ему на плечо.
— Никому не рассказывай об этих иероглифах и о том, что они значат. Ладно? Это важно. Важно для меня и для Изабеллы. Уничтожь рисунок и обо всем забудь. Обещаешь?
Он мрачно кивнул.
— И еще: я хочу, чтобы ты переехал ко мне. — Я спешил его убедить, пока он казался таким беззащитным. — Я в Лондоне на пару недель, но и этот срок даст тебе шанс прийти в себя. А если честно, мне нужна компания.
При упоминании о наркотиках Гарет весь напрягся, а затем впал в апатию наркомана.
— Ну нет, у меня занятия, концерты…
— Пожалуйста.
— Нет, Оливер, это невозможно. — Его голос стал мрачным и враждебным, и я понял, что спорить бессмысленно.
— Тогда хотя бы звони каждый день, чтобы я знал, что с тобой все в порядке.
— Договорились.
Брат достал из кармана брюк зажигалку, поджег уголок листа и наблюдал, как бумага съеживается и превращается в пепел.
— Прощай, сестра, — прошептал он.
Выбитый из колеи перелетом и спиртным, я не пошел к себе и заснул в кровати Гарета. Сам он ушел к Зое. А я рухнул на простыни и накрылся потертым лоскутным одеялом, которое помнил с детства. Зарылся головой в пахнущую маслом пачули и потом подушку и тут же уснул.
Изабелла явилась мне сидящей на гравийной дорожке, которая, когда я был маленьким, шла от отцовского дома. Черные волосы рассыпались по смуглой коже, на ней было вышитое платье, в котором она выходила за меня замуж. Изабелла посмотрела на меня снизу вверх и улыбнулась. Затем подобрала два серых камешка и швырнула, словно решила поиграть в бабки. Упав на асфальт, они встали на заостренные края и, сохраняя равновесие, закружились все быстрее и быстрее, словно два вращающихся вокруг друг друга магнита.
Я проснулся, не понимая, где нахожусь, не узнавая незнакомые темные стены спальни. Посмотрел на потолок с мерцающими флуоресцентными звездами и планетами. Они слились в зеленоватую феерическую петлю и неслись все стремительнее, пока не оторвались от потолка и не устремились ко мне в форме летящего тела.
Я проснулся снова, на этот раз по-настоящему, весь в поту, ощущая сильную жажду, в виски стучалась боль начинающегося похмелья.
К себе домой я вернулся рано утром и, когда сонно поднимался по лестнице, встретился с Раджем в форме автобусного кондуктора. Он меня остановил.