Книга Браки между зонами три, четыре и пять - Дорис Лессинг

Бен Ата не спрашивал, о чем она думает, и Эл-Ит ему не говорила. Но втайне планировала отвезти мужа в свою страну, чтобы он сам смог убедиться: способна ли она акклиматизироваться к здешнему тяжелому безжизненному воздуху, сможет ли он привыкнуть к атмосфере Зоны Три? Да и позволят ли им этот вояж? Как отнесутся Надзирающие к такой перемене? Интересно, приходила ли Бен Ата в голову мысль о поездке в ее страну? Так она сидела, в кольце его рук, под большим деревом, которое они выбрали в качестве убежища, вдыхала запах богатого суглинка вокруг них, и понимала, что в своей стране Бен Ата сможет достичь абсолютно всего, что есть у нее на родине. Если это, конечно, входит в план, задуманный Надзирающими.

И так они ездили по стране несколько дней. Иногда попадались более крупные города, но чаще мелкие, и повсюду жителям предлагалось лишь весьма ограниченное число занятий — и это означало только одно: населенные пункты получают все, что им требуется, из центра. Деревень было очень много. И каждая несла печать нищеты или же была на грани нищеты. Нигде не встречали они юношей или мужчин цветущего возраста, не было видно даже мужчин средних лет. Женщины все были видные, очень сильные, но при взгляде на них казалось, как будто их в детстве заставили проглотить железо и они его так и не переварили. По глазам стариков было видно, что они давно уже ничего не ждут от жизни. В детях не было ни живости, ни игривости, они наблюдали за взрослыми исподлобья, подозрительно и жестко. Теперь Эл-Ит вспомнила свою страну во всех подробностях, хотя сама мысль о ней вызывала в ее душе боль, ей чуть ли не хотелось снова забыть все это. Ее душу разрывали противоречия, она чувствовала страх, ужасное беспокойство, горе, ощущала в душе надрыв, спорила сама с собой. Кроме всего прочего, Эл-Ит казалось, что подобное состояние объясняется впечатлениями от этой непривлекательной и обедневшей страны, управлять которой будет обречен ребенок, которого она носит в своем чреве, — она думала об этом вяло и равнодушно, и одна мысль об этом отчуждала ее от будущего младенца. Обычно она любила приложить руку к животу и поприветствовать малыша. Ей нравилось ощущать, как он потягивается и проявляет себя. Эл-Ит необходимо было чувствовать, что она дает ему силу и уверенность в себе. Но теперь эта ее дружеская рука медлила, она хотела отстраниться от ребенка, как будто от ее прикосновения малыш мог заразиться вредными для него сомнениями. А еще Эл-Ит была абсолютно не способна представить, какое их ждет будущее: туман лежал между нею и грядущим, она не припоминала, чтобы когда-либо в прошлом ей было неведомо грядущее, ведь к нему всегда надо заранее подготовиться.

И Эл-Ит, которая наконец сказала мужу, что повидала достаточно, наскакалась достаточно и готова вернуться «домой» — в их павильон, она имела в виду, а не в свою страну, — была уже совсем не той Эл-Ит, что совсем недавно скакала на параде перед войсками.

Они повернули в сторону центра, низменной части страны, и медленно поехали назад, останавливаясь поесть в городах, где были гостиницы, но ночи проводили неизменно в лесах или в каких-то руинах, в фортах.

Всю дорогу до дома Эл-Ит занимали мысли: что же могло случиться с этой страной, что сделало ее такой, какой она стала и какой предположительно она могла быть в каком-то отдаленном прошлом до того, как война стала ее главным содержанием, — и о том, на какие реформы можно уговорить Бен Ата, чтобы хоть как-то изменить положение дел к лучшему.

А Бен Ата был обеспокоен, рвался вернуться к своим армиям.

Потому что он понял, детально ознакомившись с моральным духом войск в день парада, что им ненадолго хватит смотров, парадов и сигналов вечерней зори, — придется разрешить солдатам что-то вроде военных действий. Иначе недолго он останется в королях.

Кроме того, Бен Ата теперь совершенно точно знал причину молчания Эл-Ит; она просто не могла не дать ему понять, что его страна и в самом деле — очень бедная.

Когда перед королем Зоны Четыре вставала проблема, решить которую было не в его власти и он чувствовал, что задача ему не по плечу, Бен Ата терял уверенность в себе. Не понимал своих целей.

Как раз тогда и начался новый этап в их отношениях.

Впоследствии, оглядываясь назад, оба понимали, что именно во время своего совместного путешествия верхом по стране они были ближе всего друг другу, это была кульминация их брака. Потому что затем он снова занялся своими войсками, а она обнаружила, что востребована женщинами, и теперь проводила больше времени с ними, чем с мужем.

Скоро у королевы родится сын, и не было ни одной женщины в Зоне Четыре, которая не знала бы об участии Эл-Ит в их празднестве, которая не была бы осведомлена о ее приключениях.

Бен Ата приходил каждый вечер поздно, обычно забрызганный грязью, часто усталый. Еду им приносили из лагерной кухни, и, помывшись, он садился ужинать вместе с женой. Он часто был озабочен, но всегда готов ответить, когда она спрашивала о новостях, и всегда готов выслушать ее замечания. Но война — в этом Эл-Ит совсем ничего не понимала, и хотя ей было интересно узнать о подробностях той его жизни, которая была ей чужда, она не могла участвовать в разговоре на равных. Так что чаще всего Бен Ата, приходя домой вечером, просто отмалчивался. Он был готов рано лечь спать, потому что всегда вставал на рассвете. А она в этот период была уже на сносях, ходила с трудом и плохо спала. И все же, завернувшись в одно одеяло на своей тахте, они ощущали дружеское расположение и обоюдный комфорт. Бен Ата нравилось лежать, положив ей на живот свою сильную сухощавую руку, ощущать движения ребенка, а затем поворачивать жену спиной к себе и просто засовывать руку под изгиб ее живота. Они осторожно совокуплялись. Во время предыдущих беременностей Эл-Ит не позволяла себе так уж увлекаться этим — по крайней мере, так ей теперь вспоминалось. Она, конечно, тогда общалась с отцами, и намного больше, чем сейчас с Бен Ата. Ей казалось, что она все дни проводила в присутствии тех мужчин, которые были отцами ребенка, получала от них моральную поддержку, духовную подпитку и подбадривание, и это совместное пребывание в те периоды жизни было самым главным. Однако подобный подход был настолько чужд Бен Ата, что не имело смысла даже рассказывать ему об этом.

Обычно по утрам Бен Ата умывался, одевался, целовал жену, сказав, что ждет не дождется вечера, чтобы снова оказаться вместе, и быстренько уезжал, а она оставалась лежать свернувшись на тахте, размышляя о женщинах, которые скоро поднимутся сюда из лагерей. С утра до вечера ее ребенок получал подпитку исключительно от женщин: женских разговоров, их любви, их ожидания — почти так же они ожидали рождения своих собственных детей. И такого тоже Эл-Ит не помнила в своей стране. Мало того: в Зоне Четыре рождение ребенка воспринималось как торжество над какой-то угрозой или даже злом, вроде дикого торжествующего вопля победителя над поверженным врагом. В ее прошлой жизни ее дети — те, кого она родила лично, — воспринимались, пожалуй, как своего рода итог или слияние, как укрепление влияния и традиции. Ребенка, уже рожденного, встречали как дружественный дух, как дар, несущий радость, — но не припоминала она такой страстной необходимости схватить дитя, обладать им, держать в руках и ликовать? Ну, разве что совсем чуть-чуть…