Книга Маленькая Леди и принц - Эстер Браун
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Не понимаю, что тут обсуждать,– спокойно произнесла Эмери, беря бутерброд.
– Я не позволю крестить моего первого внука, как маленького хиппи! – проревел отец. – И категорически против этого шутовского лесного веселья!
– Никто не просит тебя шутовски веселиться,– сказала Эмери. – Просто наденем на мальчика венок.
– Венок! – воскликнула бабушка. – По-моему, чудесная мысль!
– Может, в первую очередь решим, как его назвать? – быстро предложила я.
– Мартином! – заявил папа. – Прекрасное фамильное имя.
– Вовсе оно не фамильное, дорогой,– возразила мама. – Всего лишь твое. Фамильное у Энтони, потому что он самый старший.
Папа был младшим из четверых братьев. Старшему, Энтони, достались скромные титулы, дяде Гилберту – мозги, дядя Тибальт переселился в Австралию и занялся фермерством, а папа (благодаря стечению обстоятельств столь хитрому, что для него самого оно осталось загадкой) получил этот дом. Остальные добровольно отказались от родового гнезда – кому охота иметь дело с дырявой крышей, ненадежным фундаментом и старой мебелью? Отец, дабы отомстить братьям и утешить оскорбленное самолюбие, поднапрягся и стал членом парламента.
– Что это за имя – Энтони? – пропыхтел папа. – Женщине – да, подошло бы. Или, скажем, парикмахеру, или тренеру по теннису.
– Я составила список,– сказала Эмери. – И Уильям тоже. Сегодня утром он прислал мне его по электронной почте, это уже третий вариант. Взгляни.
Она протянула мне лист бумаги, и я принялась читать вслух:
– Танги, Парсифаль, Бэзил, Гаскойн, Птоломей и… Джаспер.
Мама, папа, бабушка и Аллегра сидели с перекошенными лицами. Эмери невозмутимо жевала.
– Значит,– сказала я,– это твои варианты? А Уильяму по вкусу Остин, Алонцо, Дрейк, Беккер, Лайл и Джимми.
– Дрейк! Мне это нравится! – вскрикнул папа, пронзая воздух ножом для масла. – Добавьте еще Черчилля, Уинстона, Баннистера, Редгрейва, Исамбарда, Кингдома и Брунеля!
– Эмери, а сама ты к какому имени склоняешься? – спросила я.
– Парсифаль хорошо звучит,– ответила моя младшая сестра. – В честь дедушки Бленнерхес– кета. Сокращенно – Перси.
– Очень мило,– пробормотала мама. – Правда же, мам? Папа бы обрадовался.
– Гм, да,– сказала бабушка. – Но для маленького мальчика… по-моему, это имя не слишком подходит. Перси!
– А мне кажется, он даже похож на папу,– не без гордости заметила мама. – Согласен, Мартин?
– О! Еще как! Тем, что у него лицо постоянно красное? – предположил отец. – И нос? Или страстью есть и спать?
– Может, выбрать что-нибудь другое? – многозначительно произнесла бабушка.
– Я не против Остина,– сказала Эмери.
– Прекрасно! Хочешь дать своему сыну имя старого доброго английского производителя автомобилей? – Отец ненатурально улыбнулся.
– Нет,– ответила Эмери. – Просто мы с Уильямом как-то замечательно отдохнули в американском городе с таким же названием. Парсифаль Остин – по-моему, ничего лучшего и придумать невозможно.
– Серьезно? – спросила я. – Ты уверена?
Принимать твердые решения Эмери было несвойственно.
Ее лицо сделалось, как обычно, рассеянным.
– Еще мне очень нравится Улисс.
– Нет, дорогая. Для такого имени надо быть слишком неотразимым. Выбери что-нибудь более приемлемое.
– Над моим именем вы не особенно ломали голову! – злобно воскликнула Эмери. – Если бы ты хоть на секунду задумалась о моем будущем, тогда бы меня не звали всю жизнь Борд![2]
Мы все постарались сдержать улыбки. Бедняжка Эмери, не отличавшаяся особой сообразительностью, одно время была уверена, что получила кличку Борд из-за плоской груди, и отчаянно набивала лифчик ватой до тех пор, пока кто-то не объяснил ей, в чем соль шутки. Впрочем, тогда ей было уже семнадцать, и звали ее в ту пору все больше Гольфом.
– Если бы твой папа на крестинах был более трезв,– многозначительно глядя на отца, принялась объяснять мама,– и четко изложил священнику свои пожелания, ты носила бы имя Эмили Джейн. Мне очень нравилось это сочетание.
– А если бы твоя мама была чуточку повнимательней,– парировал папа,– она бы, наверное заметила, что священник нам попался – беспросветный тупица! Ему объясняй, не объясняй все равно ни черта не понял бы!
– На мне было тридцать два шва! – вскрикнула мама. – А ты влил в себя ящик «Дом Периньона»!
Ничего подобного я еще не слышала. Знала одно: папа ждал мальчика, а когда снова родилась девочка, отказался участвовать в выборе имени.
– Что? – требовательно спросила Эмери, глядя то на мать, то на отца. – Получается, вы даже не собирались так меня называть?
– В некотором смысле,– сказал папа, дожевывая бутерброд. – Впрочем, твое имя не такое уж плохое. А что? Давайте назовем паренька Перси! Это слово напоминает мне о безобразных стихах Уосдейлмира. И о нелепом столе, на котором он заставлял нас играть после ужина в теннис. В ушах так и звучит его голос: «Бей половчее, Дайли!»
Бабушка бросила на стол салфетку.
– Не будет он Парсифалем, и точка!
Странно, что она так взбунтовалась. Дедушка давно умер, а вдовствовать у бабушки получалось очень даже весело. Впрочем, наверное, эта беседа всколыхнула в ее сердце горькие воспоминания.
– Придумала! – воскликнула я. Мне пришла блестящая мысль. – Если тебе, Эмери, так хочется назвать сына в честь кого-то всеми нами любимого, можно взять другое отличное имя.
Все в изумлении уставились на меня.
– Кличку твоего самого первого домашнего питомца!
Все наши собаки были похоронены на специальном небольшом кладбище, в лесу. На каждой могилке, как и полагается, стоял надгробный камень. Вокруг мама посадила шиповник.
– Боджер? – Эмери наморщила нос. – Нет, не могу, Мел. Идея неплохая, но как-то это будет странно.
– Боджер был котом, дорогая, так что он не считается. – Мама повернулась ко мне. В ее глазах блестели слезы любви и скорби. – Мелисса имеет в виду Катберта!
– Катберт! – все вместе, включая папу, прокричали мы, приходя в неописуемый восторг.
Берти был самым первым нашим бассет-хаундом. Когда он умер, вся наша семья неделю носила траур, а похоронили мы его вместе с его любимой корзинкой, одеяльцем и полуфунтом ароматного чеддера.
– Замечательная мысль! – воскликнула бабушка. – Берти Макдональд! Не имя, а просто прелесть!
– Об остальном пусть позаботится Уильям,– успокаиваясь, решила Эмери.
Наутро я встала немыслимо рано, чтобы успеть вернуться в Лондон до часа пик Остальные домашние еще крепко спали – я в этом не сомневалась.