Книга Запретный плод - Лорел Гамильтон

– Вставай, Захария, – сказала я. – Пора за работу.

– Я никогда раньше не работал с фокусом, – сказал он. –Тебе придется сказать мне, что делать.

– Без проблем, – ответила я.

Глава 28

Коза лежала на боку. Поблескивала под луной обнаженнаябелизна позвоночника, кровь все еще сочилась на землю из зияющей раны. Глазазакатились под лоб, язык вывалился из пасти.

Чем старше зомби, тем большая нужна смерть. Я это знала ипотому избегала работы со старыми зомби, когда это удавалось. После ста леттруп в основном превращается в прах. Если повезет, останутся несколько костныхфрагментов. Они восстанавливаются, чтобы встать из могилы. Если у вас силыхватит.

Проблема в том, что редкий аниматор может поднять давнегомертвеца, со стажем сто лет или больше. Я могу. Я просто не хочу. Мы с Бертомвели долгие споры о моих предпочтениях. Чем старше зомби, тем больше плата. Этаработа стоила не меньше двадцати тысяч долларов. Сомневаюсь, что этой ночью мнезаплатили бы, если не считать достаточной платой возможность дожить до утра.Да, будем считать, что это так. Увидеть еще один рассвет.

Захария подошел и встал возле меня. Остатки своей рубашки онс себя сорвал и стоял тощий и бледный. Лицо его было сплошными тенями на белойплоти, высокие скулы выдавались как над пещерами.

– Что теперь? – спросил он.

Труп козы лежал в кровавом круге, который Захария успелпрочертить. Хорошо.

– Внеси в круг все, что нам нужно.

Он внес длинный охотничий нож и кувшин с пинтойслабосветящегося притирания. Я вообще предпочитаю мачете, но нож был большой, сзазубренным лезвием и блестящим острием. Чистый и острый. Он содержитинструменты в порядке. Очко в его пользу.

– Мы не можем второй раз убить козу, – сказал он. – Чемже мы воспользуемся?

– Собой, – ответила я.

– О чем ты говоришь?

– Нанесем себе порезы. Свежая живая кровь – столько,сколько захотим отдать.

– Ты же не сможешь продолжать от потери крови.

Я покачала головой.

– Ты же уже сделал кровавый круг, Захария. Нам надообойти его, а не перерисовывать.

– Не понимаю.

– Нет времени объяснять тебе всю эту метафизику. Каждаярана – это маленькая смерть. Мы дадим этому кругу меньшую смерть и потом егореактивируем.

Он покачал головой:

– Все равно не доходит.

Я набрала побольше воздуху и вдруг поняла, что ничегообъяснить не могу. Это все равно, что объяснять механику дыхания. Можешь всеразложить по этапам, но ощущения чувства дыхания не передашь.

– Я тебе покажу в деле.

Если он не ощутит эту часть ритуала, не поймет без слов,остальное все равно не выйдет.

Я вытянула руку за ножом. Он заколебался, потом протянул егомне – бей первая. Я задержала дыхание, приставила лезвие к левой руке понижекрестообразного шрама. Резкое быстрое движение – и выступила, капая, темнаякровь. Сразу остро заболел порез. Я выдохнула и протянула нож Захарии.

Он смотрел то на нож, то на меня.

– Давай. На правой руке, чтобы мы были как в зеркале.

Он кивнул и резанул руку ниже локтя. Зашипел сквозь зубы,почти что ахнул.

– На колени вместе со мной.

Я встала на колени, и он повторил мое движение, как взеркале – как я и просила. Мужчина, который умеет делать, что ему говорят.Неплохо.

Я согнула левую руку в локте и приподняла, чтобы концыпальцев были на уровне головы, локоть на уровне плеча. Он сделал то же.

– Соединяем ладони и прикладываем порезы друг к другу.

Он замялся, оставшись неподвижным.

– В чем дело?

Он мотнул головой – туда-сюда, и его рука обернулась вокругмоей. У него она была длиннее, но он смог ее приложить.

Кожа его была неприятно холодной. Я глянула ему в лицо, ноничего не прочла. Понятия не имею, о чем он думал. Сделав глубокий, очищающийвдох, я начала:

– Мы даем нашу кровь земле. Жизнь за смерть, смерть зажизнь. Да восстанут мертвые пить нашу кровь. Да напитаются они, если будутповиноваться.

Его глаза расширились: он понял. Одной горой на плечахменьше. Я встала, потянула его за собой и повела вдоль кровавого круга. Яощущала это, как ток вдоль позвоночника. Я посмотрела прямо ему в глаза. Они всвете луны были почти серебряные. Мы обошли круг и оказались там, где начали сжертвоприношения.

Сели на окровавленную траву. Я погрузила правую руку вкровоточащую еще рану козы. Чтобы коснуться лица Захарии, мне пришлось встатьна колени. Я намазала ему кровью лоб, щеки. Гладкая кожа, зачаток пробивающейсящетины. Я оставила темный отпечаток руки у него на сердце.

Кольцом тьмы выступала на его руке плетеная лента. Яразмазала кровь по бусинам, и мои пальцы нашли мягкую щетку перьев, вплетеннуюв ленту. Гри-гри требовал крови, я это ощущала, но не козьей крови. Ладно, недо этого. С личной магией Захарии разберемся позже.

Он размазал кровь по моему лицу. Только кончиками пальцев,будто боялся до меня дотронуться. Его рука дрожала, когда он вел ею по моейщеке. Прохладной сыростью ощутила я кровь у себя на груди. Кровь сердца.

Захария открыл склянку с самодельным притиранием. Оно былобледное с блестками зеленоватых хлопьев. Эти светящиеся хлопья были могильнойземлей.

Я втерла жидкость поверх кровавых мазков. Кожа ее впитала.

Он мазнул ею по моему лицу. Она была восковая, густая.Слышен был сосновый аромат розмарина для памяти, корицы и гвоздики длясохранности, шалфея для мудрости и какой-то еще острой травы, может быть,тимьяна, чтобы связать все вместе. Корицы было многовато. Ночь запахла яблочнымпирогом.

Мы пошли смазывать притиранием и кровью могильный камень. Отимени остались только стертые углубления в мраморе. Я пробежала по ним пальцами.Эстелла Хьюитт. Родилась в тысяча восемьсот каком-то году, умерла в тысячавосемьсот шестьдесят шестом. Под датой и именем еще что-то когда-то было, нотеперь это уже нельзя было прочесть. Кем она была? Мне никогда не приходилосьподнимать зомби, о котором я ничего не знаю. Это не слишком разумно, но вся этазатея тоже не слишком разумна.

Захария встал в изножье могилы. Я встала у надгробия. Какбудто невидимый шнур натянулся между мной и Захарией. Ни о чем не спрашиваядруг друга, мы стали в унисон петь заклинание:

– Услышь нас, Эстелла Хьюитт. Мы вызываем тебя измогилы. Кровью, магией и сталью мы призываем тебя. Его глаза встретились смоими, и я ощутила натяжение вдоль связавшей нас невидимой нити. Он был силен.Почему он не мог сделать этого один?