Книга Я и мое отражение - Карина Тихонова

Дядюшка что-то мысленно прикинул.

– Давно, – ответил он наконец. – С пятнадцати лет.

– То есть с того времени, как она стала получать деньги?

Дядюшка поежился и промолчал. Глупый вопрос. И так понятно.

Я прислонилась спиной к бачку и задумалась.

То, что у Женьки богатый отец супругам Володиным стало известно пятнадцать лет назад. Или до этого он был не настолько богат, чтобы заинтересовать благородное семейство?

Возможно.

– Давно вы женаты? – спросила я дядюшку.

– А что? – не понял он.

– Просто интересно.

– Пятнадцать лет, – ответил дядюшка.

Я кивнула. Интересное совпадение. Пятнадцать лет назад неизвестная мне девочка Женя стала получать щедрое содержание от своего отца. И в это же время был заключен счастливый брачный союз ее родственников.

Очень интересно.

– В общем, мы немного потянули время, – продолжал дядюшка. – Пустили в городе слух, что Женя лежит в частной подмосковной клинике. Мы не знали, что делать дальше…

– И тут вы встретили меня, – подсказала я.

– Я просто в ступор впал! – откровенно высказался дядюшка. – Мне показалось, что я вижу ожившую Женьку!

Он споткнулся и неуверенно сказал:

– Знаешь, это было довольно страшно.

А я вспомнила побледневшую Елену Борисовну и поняла, почему она так испугалась, увидев меня в образе своей покойной племянницы.

Нечистая совесть, надо полагать.

– Что вы решили делать, когда познакомились со мной? – спросила я.

Дядюшка опасливо покосился на меня.

– В общем… Лена решила использовать ваше сходство.

– Для чего?

Он неловко развел руками.

– Ну… Сама понимаешь.

– Подошел срок получения процентов, – начала перечислять я. – Нужно было мое присутствие и моя подпись. То есть Женино присутствие и Женина подпись.

Дядюшка кивнул.

– Про день рожденья я уже и не говорю.

Дядюшка трусливо промолчал.

– Много я получу после тридцатилетия? – поинтересовалась я.

Дядюшка легко выдохнул воздух и почти неслышно прошелестел:

– Много…

– Ясно, – подвела я черту. – Вы хотите, чтобы я, получив эти деньги, поделилась с вами. И тогда вы сможете послать Елену Борисовну ко всем чертям.

Дядюшка молча почесал нос. Угадала, значит.

– Вы хоть понимаете, что обойти Елену Борисовну невозможно? – поинтересовалась я. – Нет, серьезно! Я знаю вашу жену совсем недавно, но понимаю одно: безнаказанно ее не кинуть.

– Это так, – подтвердил дядюшка. – Она нас обоих в землю живьем закопает.

– И что вы предлагаете? Закопать ее первой?

Я сказала это в шутку, но молчание, сгустившееся вслед за моими словами, расплющило меня в лепешку.

Я медленно приподнялась со своего импровизированного сидения.

– Нет…

– По-другому не получится, – быстро сказал дядюшка. – Или мы ее, или…

Он не договорил. Я подошла к раковине, открыла воду и подставила руки под ледяную струю. Опустила пылающее лицо в ладони, постояла так несколько секунд…

Господи, это какой-то дурной сон!

– Это просто дурной сон, – сказала я вслух, выпрямляясь.

Закрыла кран, взяла с обогревателя чистое, хорошо пахнущее полотенце и вытерла лицо.

– Ты думаешь? – спросил дядюшка язвительно. Я посмотрела на своего родственника. Его лицо как-то осунулось, вытянулось и приобрело сходство с волчьей мордой.

– Что ж, если говорить в философском смысле…

Он не договорил и ухмыльнулся. Ухмылка тоже походила на хищный оскал.

– Тогда смерть тебе не страшна.

– То есть? – прошептала я побелевшими губами.

– То есть мучиться тебе осталось недолго. Месяца два, не больше, – грубо высказался дядюшка.

Я снова уселась на закрытую крышку унитаза. Но не потому, что хотела сесть, а потому, что подогнулись колени.

– Что это значит?

– Ты же такая умная! – язвительно сказал дядюшка. – Догадайся!

Я хрустнула пальцами.

– Вот именно! – многозначительно подтвердил родственник, не спускавший с меня глаз. – Сама подумай, зачем ты ей нужна? Только затем, чтобы получить наследство! А потом? Зачем ты ей потом?

Мои пальцы свела болезненная судорога. Я сморщилась и с трудом расцепила руки. Сложила их на коленях, замерла.

– Решай сама, – подвел итог дядя. Поднялся с ванны и равнодушно договорил:

– Мне-то что? Я эти деньги так и так получу…

Не глядя на меня, подошел к двери, открыл шпингалет и пропал в темноте гардеробной. А я сидела на крышке унитаза в мертвом оцепенении еще очень долго. Так долго, что потеряла счет времени.

Не помню, как я добралась до кровати. Помню только одно: ощущение страшного холода.

Я лежала под одеялом и клацала зубами, как голодный волк. Ноги оледенели, голова пылала огнем.

Утро застало меня в том же положении. Я лежала под одеялом и тряслась.

В дверь стукнули. Я не ответила. Не было сил.

Дверь приоткрылась и в комнату сунулась противная мордочка горничной.

– Завтрак подавать? – спросила она.

Я не ответила.

Рита вошла в комнату, подошла к постели и несколько минут молча смотрела на меня. Мне хотелось сказать ей, чтобы она убралась, но сил не было даже для того, чтобы открыть рот.

Наверное, мое состояние называется нервным шоком.

Странно. Я и раньше думала о том, что вряд ли долго протяну после «своего» тридцатилетия. Но одно дело допускать мысль о смерти гипотетически, совсем другое – узнать о ней наверняка.

Теперь я понимала, что чувствуют люди, приговоренные к смертной казни. Не понимала одного: за что приговорили меня?

Я никому не сделала ничего плохого!

Рита несколько секунд понаблюдала за мной. Поджала губы и вышла из комнаты.

Я издала вздох облегчения. Присутствие горничной действовало на меня, как красная тряпка на быка.

Впрочем, радовалась я недолго. Буквально через минуту дверь моей комнаты распахнулась, и в нее ворвалась тетушка.

– Женя!

Она подскочила к кровати, обеими руками схватила меня за щеки и бесцеремонно по ним похлопала.

– Что с тобой?

Я молчала. Зубы выбивали отчетливую дробь.