Книга Ярче солнца - Бет Рэвис

И с тем, что осталось от Марай.

— Сегодня я был снаружи, — говорю я Шелби, но не отрываю взгляда от пустых распахнутых глаз Марай.

— Я не понимаю, командир, — говорит Шелби.

— Снаружи. В космосе. Выходил через шлюз.

Шелби ахает.

— Мы с Эми нашли скафандры. И я увидел… Давай я лучше тебе покажу.

По дороге к дальней стене я поворачиваюсь и наклоняюсь к телу. Осторожно, со всей возможной почтительностью, я поднимаю холодное, застывшее лицо Марай вверх так, чтобы ее пустые глаза видели потолок. Это мой прощальный подарок ей.

Обойдя Шелби, прикладываю большой палец к биометрическому сканеру на стене, точно такому же, как тот, на уровне хранителей, у комнаты Старейшины. Они — как и крыша над навигационной картой — видимо, позднейшее усовершенствование. Они не были частью изначального плана корабля. Похоже, это Старейшина времен Чумы пытался такими способами скрыть правду.

— Команда? — авторизовав меня, любезным голосом спрашивает компьютер.

— Открыть, — говорю я, не в силах удержаться от улыбки.

И металлическая крыша раскалывается надвое.

Шелби с криком падает на колени, закрывая Руками голову. Ей кажется, что сам корабль треснул — я тоже так подумал, когда крыша уровня хранителей опустилась, открывая звезды-лампочки. Она ждет, что капитанский мостик вот-вот Разорвет от декомпрессии, а нас затянет в космос, и мы умрем — быстро, но болезненно, от кислородного голодания — кожа посинеет, а органы схлопнутся.

Подхожу к Шелби — от моей неторопливости ее только сильнее трясет — и сажусь рядом с ней.

— Поднимайся, — говорю я, пересиливая рычание механизма, складывающего крышу. — Ты не простишь себе, если пропустишь это.

Протягиваю ей руку. Ее ладонь дрожит, но она встает на ноги. Сначала пытливо глядит мне в глаза — не знаю, что она там ищет, — но я поднимаю голову и уголком глаза вижу, как Шелби делает то же самое.

Потому что там — Вселенная, и она мерцает над нашими головами сквозь огромное сотовидное окно. Вселенная — звезды, тьма между ними… и планета.

44. Эми

Когда настает время обеда, я нажимаю кнопку в стене, но оттуда ничего не появляется. Нажимаю снова. Бесполезно.

Первая мысль — сломалась система доставки, но стоит мне выйти из комнаты в коридор, я тут же, прямо через закрытую дверь кабинета, слышу голос Дока.

— Меня не волнует, если тебе кажется, что люди в Больнице не в счет, Фридрик! — орет он. — Им все равно нужно есть!

Ускользаю обратно к себе и забираю со стола сонет, но на сердце теперь тяжело. Снова проблемы у Старшего — и у всего корабля. Думаю вызвать его и предупредить, что в Больнице нет еды, но смерть его подруги, пожалуй, будет поважнее пропущенного обеда.

Поэтому я отправляюсь в сторону гравтрубы, искать лестницу. Труб две — по одной с каждой стороны уровня. У меня внутри все переворачивается при мысли, чтобы идти в Город одной, но, поразмыслив, я решаю: раз отсюда ближе до Регистратеки, лестница Ориона обнаружится скорее в этой стороне. Если она вообще существует, добавляю против воли. Надеюсь только, что правильно поняла новую подсказку.

В фойе Больницы опять полно народу, недовольного пластырями, но я пробираюсь среди толпы, не поднимая головы и не опуская капюшона. Несколько человек и правда выглядят неважно: одна женщина болезненно худа, у нее запавшие глаза и ввалившиеся щеки. Еще одного все время тошнит, и он держит на коленях ведро.

Выбравшись из Больницы, я делаю большой глоток переработанного воздуха и сразу же снова опускаю голову.

На тропе, ведущей к пруду, стоит группа людей — среди них и те, кто вчера обсуждал возможность сместить Старшего.

— И опять нам не доставили обеда, — доносится оттуда. Поднимаю взгляд — в центре толпы на скамейке стоит Барти.

Борюсь с искушением подбежать и столкнуть его в пруд. До этой недели Барти всегда казался хорошим парнем, даже чересчур тихим, но чем дальше корабль выходит из-под контроля, тем чаще в эпицентре проблем встречается именно он.

Торопливо иду по дорожке, уставившись в землю. Наверное, поэтому я и врезаюсь точно парочку, идущую в сторону собравшихся у пруда.

— Извини! — дружелюбно говорит девушка.

— Ты куда? — спрашивает ее спутник. Я медлю, но только секунду. Этот голос…

Лютор.

Нужно было бежать — стоило замешкаться, и он успел взять меня за плечо. Выглядываю из-под капюшона, стараясь не поднимать лицо, и замечаю отвратительные зеленовато-фиолетовые синяки — наша с Виктрией работа. Левый глаз у него опух, рассеченная губа покрылась темно-красной коркой.

— Пойдем с нами, — говорит он, еще не узнав меня. — Барти рассказывает, как можно ввести на корабле более справедливую систему.

Лютор тянет меня за плечо. Я пытаюсь вырваться, и капюшон сползает. На секунду на его лице мелькает изумление, а потом он зловеще сощуривается.

Девушка ахает, как будто я какой-нибудь Квазимодо, но Лютор усмехается, скаля зубы. Рана на губе снова открывается и влажно блестит, но ему, кажется, плевать. Хватка на моем плече усиливается, заставляя меня зашипеть от боли.

— Идем, — говорит девушка. — Странную не приглашали.

Лютор резко отпускает меня и одновременно толкает, так что я едва удерживаюсь на ногах. Смеясь, они продолжают свой путь к воде.

— Как будто я пошла бы! — ору им вслед. Они замирают на месте, и я, не давая им времени обернуться, припускаю по дорожке в сторону гравтрубы. К счастью, этой трубой может пользоваться только Старший, так что вокруг никого нет. Остановившись, я откидываю голову, чтобы охватить взглядом прозрачную пластиковую трубу, которая идет все вверх и вверх, сквозь потолок, на уровень хранителей.

Глупо, но первый мой порыв — нажать на кнопку вай-кома на запястье и подняться к Старшему. Вкус его губ все никак не желает таять в памяти.

Тряхнув головой, заставляю себя сосредоточиться на стене позади гравтрубы. Обычно я избегаю стен корабля. Издалека, если скосить глаза так, чтобы заклепки стали размытыми, можно притвориться, что выкрашенный в голубой цвет потолок — это небо. Но стоит подойти вот так близко, и в ноздри лезет запах металла, оставляющий в горле резкий привкус крови, а на ощупь стены холодные и страшно тяжелые.

Стучу костяшками пальцев по стальному листу, как дома папа стучал по гипсокартону, ища стойку каркаса, чтоб повесить картину. Может быть, звук подскажет, что там, за стеной. На мгновение я переношусь в прошлое, в тот день, когда колотила по этой стене, кричала, рыдала и цеплялась за металл, в отчаянии ища выход. На меня наткнулся Орион, один из немногих добрых людей на корабле, и я подумала тогда, что он — друг. Не убийца.

Сосредоточиваюсь на звуках. Тук-тук. Тук-тук.