Книга Золотые века - Альберт Санчес Пиньоль
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В моем голосе сквозило некоторое разочарование, поэтому его жаркая речь казалась довольно неуместной. Он вымаливал у меня еще один день с непонятной мне страстностью: „Ради бога, Тим, только еще один день, ну что мы от этого теряем!“ Говорил Том таким тоном, что в этот момент создавалось впечатление, что он ценил мое общество гораздо выше, чем золото. У него были манеры истинного джентльмена, и я почувствовал себя обязанным оправдать его доверие.
На следующее утро я случайно проснулся раньше времени. Кофейник свистел на огне, и этот резкий звук пробудил мое сознание. Дело было летом, и мы спали под открытым небом, просто накрываясь одеялом. Так вот, мой глаз был открыт, но наполовину прятался в углублении подушки. А когда мы смотрим на мир половинкой глаза, нам трудно определить расстояние, отделяющее нас от различных предметов. Я увидел прямо перед собой кофейник, который свистел и выпускал пар, словно крошечный паровоз, а чуть дальше, на берегу реки, Тома Златрука. Что, черт подери, он там делал? Том мыл руки или занимался каким-то столь же пустым делом. Безусловно, никто не может счесть подозрительным поведение человека только потому, что тот с утра пораньше совершает обыденную гигиеническую процедуру. Однако, если речь идет о мужчине, который ищет золото в диком краю и ведет жизнь, подобную жизни лесных зверей, в таком случае вызывает удивление его забота о красе ногтей. Я еще не до конца проснулся или готов был опять задремать, поэтому все казалось мне странным.
— Том? — окликнул я его, откидывая одеяло.
— А, ты уже проснулся, Тим! — подскочил он на месте с видом мальчишки, которого застали врасплох, когда он собирался стащить леденец. — Ты хорошо спал? Ну, давай за дело, сегодня у меня хорошее предчувствие.
Для золотоискателей, так же как для тех, кто играет в карты на деньги и по-крупному, слово „предчувствие“ обладает магическим действием. И в самом деле, прошло совсем немного времени с тех пор, как мы взялись за работу, когда оно появилось.
Это произошло приблизительно там, где я увидел Тома Златрука половинкой глаза. Я размеренно двигал лоток по кругу, и в моих руках он вертелся не переставая, точно юла. С каждым новым движением песок ускользал за пределы тонкой решетки; и на дне постепенно вырисовывалась мозаика камешков: мелкая серая галька цвета униформы конфедератов[46]вперемешку с коричневой, напоминавшей кожу индейцев. Ничего. Но вдруг в самом центре лотка мелькнули яркие искры — одна, другая, третья. Золотые огоньки, похожие на одинокие звездочки на черном небосводе.
— Том, Том, Том! — Больше ничего сказать я не мог. — Идите сюда скорее и посмотрите, что я нашел!
Я вытащил лоток на берег реки. Мы рассматривали блестки и не решались дотронуться до них, словно это были новорожденные младенцы. Я проглотил слюну и двумя пальцами взял одну из этих крошечных желтых и блестящих частичек. Боже мой, это было, вне всякого сомнения, золото. Этому драгоценному металлу некуда спешить — времени для него не существует, — поэтому он планирует свою встречу с людьми, пользуясь космическим летосчислением. Может быть, золото лежало здесь, на дне горной реки, уже миллион лет и уже миллион лет ожидало, чтобы родился человек по имени Тимоти Ван Руп, который поставил бы на карту всю свою жизнь с одной целью — дать золоту возможность обнаружить его. Ибо дело обстоит именно так: не мы открываем золотые жилы, а золото открывает нас. Стоило мне дотронуться до этого волшебного металла, как в моей душе расцвел целый сад новых чувств.
Однако в тот же самый миг, когда мои пальцы сжимали крохотный кусочек золота, я осознал, что передо мной удивительное явление природы. Обычно люди находят золотые самородки в виде маленьких комочков, в которых этот благородный металл смешан с простой породой, а иногда с серебром. Тут дело обстояло иначе: на моей ладони лежали маленькие блестящие полумесяцы. Если бы индейцы Эльдорадо были лилипутами не выше четырех сантиметров, то такие самородки могли бы служить им луками. Я был в недоумении, но Том, который, казалось, читал мои мысли, сказал:
— Ну вот, это золото. Ведь так? Разве форма самородков имеет значение? Рано или поздно его все равно переплавят в слитки.
Мы продолжали поиски целый день и, уже когда стало темнеть, нашли восемь тоненьких золотых дужек. К моему удивлению, Том настаивал:
— Их восемь? Наверняка тут есть и еще, еще несколько штук.
Он говорил с уверенностью искателя, который идет по верному следу, словно нам предназначалась в тот день определенная порция золота.
Я изнемогал от усталости; золото никуда не могло убежать, поэтому я направился к лагерю, чтобы разогреть нам что-нибудь на ужин.
— Ну вот, что я говорил, смотрите! — сказал он самодовольно, когда подошел к костру. — Их десять.
■
То был счастливый день, но уже на следующее утро все изменилось. Главная перемена, наверное, заключалась в том, что Том стал вести себя не так, как раньше. До этого момента у нас были товарищеские отношения двух компаньонов, а теперь он обращался со мной как хозяин предприятия, который из жалости к своему глупому работнику терпит его присутствие. На протяжении следующих дней мы не нашли ни следа золота. Нетрудно себе представить, что после проблеска надежды неудачи приводили меня в уныние, а Златрук только подливал масла в огонь. Например, ему особенно нравилось насмехаться над моими руками. Я думаю, мой компаньон их ненавидел. Мне не стыдно признаться, что они были похожи на конечности шимпанзе: слишком большие, с очень широкими ладонями и пальцами, столь же короткими, сколь толстыми. Поначалу его язвительные замечания меня не раздражали, потому что Златрук был человеком весьма красноречивым и умел балансировать на грани нахальства, не переступая этой черты. Но однажды чаша моего терпения переполнилась. Когда мы были на реке и нас разделяло несколько метров, я заявил:
— Ну хорошо, наверное, вы правы. Природа не наградила меня приятной внешностью. Но ежели мое тело — это моя родина, мои руки — это области ее, наиболее угодные Богу, который их создал. Благодаря им я смог работать в степях Канзаса и на полях Арканзаса, во льдах Аляски и в шахтах Небраски.
— И они принесли вам богатство? Эти грубые руки, которыми вы так гордитесь, смогли сделать вас богатым человеком? — спросил меня ехидно Златрук.
— Нет, увы, пока нет, — ответил я с чувством собственного достоинства и с досадой. — Но, быть может, однажды я вернусь домой с небольшим состоянием в кармане. Во всяком случае, как говорил мой покойный отец — и да будет ему земля пухом, — человек, который живет плодами своего труда, всегда получает двойное вознаграждение: спокойную совесть и свободное сердце.
— Вы говорите о свободе? — Он злобно захохотал. Никогда раньше я не видел его таким и, слушая его смех, содрогался от страха, сам не знаю почему. — Неужели вы всерьез утверждаете, что ваши лапищи гориллы сделают вас свободным человеком? И если вы, работая по необходимости, считаете, что выполняете Божью волю, это не делает вас свободнее. Ответьте мне, в котором часу вы встаете, и я скажу вам, когда кончается ваша свобода.