Книга Слезы Марии-Антуанетты - Жюльетта Бенцони

— Вы еще здесь? У вас, однако, не так много информации, чтобы передать в газету?

— И не говорите! Об убийце больше ничего не слышно, полиция суетится, но сама, похоже, ничего не понимает, а мой патрон начинает терять терпение. Я дождусь послезавтрашней вечеринки, может, хоть там что-то произойдет. А потом…

— Что это вы пьете?

— «Мари Бризар»[68]с водой.

— Это для барышень! Возьмите лучше рюмку коньяка! Здесь он просто превосходный, и я составлю вам компанию.

У журналиста заблестели глаза.

— Вы мне что-нибудь расскажете?

— Ну… при условии, что вы будете об этом помалкивать, особенно в присутствии ваших собратьев по перу!

— Даю слово! — воскликнул Бертье, сразу став серьезным.

— Дом с привидениями, напротив жилища бедняги Карлова. И наблюдение за хорошенькой девушкой в придачу. Ну как, интересно?

— Еще бы!

— Тогда слушайте!

Часть вторая МЕСТЬ

Глава 8 ВНОВЬ ПОЛИНА

Это было зрелище редкой красоты, и время словно отступило вспять. Проезжая через Сент-Антуанские ворота, машины останавливались у Трианонов, от которых тянулся бесконечный красный ковер, терявшийся под деревьями. Ветви их были украшены венецианскими фонариками, и приглашенные, забыв о грохочущем XX веке с его бесчинствами, попадали в таинственный, влекущий мир магии, словно стирающей грани между целыми столетиями. «Безумные тридцатые» куда-то исчезли, стоял Божьей милостью 1784 год, и королева Мария-Антуанетта готовилась принять шведского короля Густава III, прибывшего инкогнито под именем графа Гага…

Этому впечатлению способствовало, главным образом, скрытое от глаз электрическое освещение. Лампы были установлены в садах, и от них исходил очень мягкий свет. Рядом с каскадом восстановили большие искусственные витражи, как в былые времена: расписанные темперой, они изображали высокую траву, кусты с фантастическими цветами, пальмы и скалы. Персонажи в сверкающих белых одеяниях, казалось, порхали на фоне темной листвы.

Белоснежные цвета, впрочем, стали неотъемлемой частью общего фона представления, как это было на последнем празднестве, устроенном королевой в своем английском саду. Все женщины явились в белых платьях: это было подлинное пиршество атласа, бархата, муслина, крепдешина, парчи, кружев и перьев — и на их фоне самые прекрасные алмазы, самые роскошные жемчужные ожерелья, которые только могли извлечь из футляров для драгоценностей столь же прекрасные приглашенные.

Что касается антуража, леди Мендл и главный декоратор оперы создали настоящее чудо, создав подобие театральной сцены из Деревушки, расположившейся полукругом на берегу искусственного озера. Ее центральными элементами стали дом королевы, к которому можно было подойти со стороны двора, и стоявшая перед молочной фермой башня Мальборо, доступная со стороны сада. Весь ансамбль слегка подсветили невидимыми лампами, чтобы не бросались в глаза следы, оставленные безжалостным временем на изящных деревянных и глиняных постройках. Напротив, у подножия бельведера[69], сверкающего как золото, расставили низкие трибуны, затянутые бело-голубой тканью. Они предназначались для приглашенных. На самом озере установили плот для оркестра: музыкантов выбирала графиня Греффюль[70]. Естественно, все они были в костюмах второй половины XVIII века. Предполагалось, что спрятанные в кронах деревьев прожекторы будут освещать музыкантов, оставив в относительном полумраке окружавшие плот лодки. Доносившаяся словно бы ниоткуда мелодия флейты в ночной темноте звучала феерически… Было тепло, темное небо усеяли многочисленные звезды.

Необычно тихим оказалось начало этого празднества! Гости, сознавая драматизм ситуации, негромко приветствовали друг друга и тихо переговаривались, молодые люди в бело-голубых ливреях провожали их к местам, обозначенным в приглашениях.

Маркиза де Соммьер, как всегда блистательная, появилась под руку с племянником. Ее длинное кремовое платье с белыми кружевами «шантильи»[71]и коротким атласным шлейфом привело в восторг всех присутствующих. Привычный стоячий воротник на каркасе из китового уса она заменила широким ожерельем— «ошейником» из длинных алмазных подвесок в тон к серьгам. Множество тоненьких алмазных браслетов посверкивало на кружевном отвороте ее правого рукава, а на левой руке не было других украшений, кроме обручального кольца и перстня с великолепным камнем голубоватого цвета в окружении двух поменьше. Альдо с изумлением обнаружил его перед самым уходом из гостиницы, когда накрывал ей плечи шарфом, а она натягивала перчатки.

— Я никогда не видел у вас эту драгоценность. Откуда она у вас?

— Я достала ее из своего сейфа, где она пролежала с момента твоей свадьбы. Ты по понятной причине ее тогда не заметил, поскольку смотрел только на Лизу, что вполне естественно.

— Но это же…

Привычным жестом Альдо потянулся за своей карманной ювелирной лупой, но тетушка остановила его:

— Не трать времени! Камень называется «Мазарини», и его носила Мария-Антуанетта. Именно это украшение я выбрала для сегодняшнего вечера. Мне показалось, что этому перстню будет приятно вновь ощутить атмосферу Версаля!

— Почему вы никогда о нем не говорили?

— Потому что не считала нужным! Теперь ты знаешь это, и я добавлю, что камень предназначается Лизе, как и большая часть моих украшений.

— Но это невозможно! У вас есть своя семья!

— У меня был сын, которого я видела очень редко, потому что его жена предпочитала жить в Испании, своей родной стране. Она вышла замуж во второй раз, и у меня нет других внуков, кроме твоих детей.

— И вы никогда мне об этом не рассказывали! Я знал, что вы не встречаетесь с сыном… и не любите говорить о нем, но не подозревал…

— Я хотела, чтобы так и было. Он отказался от Франции ради женщины, которая терпеть меня не могла. План-Крепен раз и навсегда получила приказ не затрагивать эту тему. Ну что, мы идем?

И они направились к выходу, но когда старая дама взяла его под руку, он нежно накрыл ее ладонь своей, а она ответила ему признательной улыбкой. Прямо держа голову в короне серебристых волос, она выглядела как королева — впрочем, для Альдо она всегда была королевой. Сегодня вечером он ощутил прилив гордости, услышав лестный шепот при их появлении. Маркизу сразу же окружили, хотя она предпочитала не бывать в большом парижском свете. Но эта великая путешественница, которую принимали во множестве дворцов по всему свету, обладала невероятным количеством родственников и во Франции, и за границей. Ей и Альдо отвели места на центральной трибуне, среди видных должностных лиц, министров и послов, тогда как Адальбер и Мари-Анжелин оказались слева вместе с некоторыми членами комитета, другие же сидели справа, что позволяло присутствующим, благодаря изгибу озера, видеть друг друга.