Книга Наркомент - Сергей Донской

– Иди ко мне. Хочу, чтобы ты меня обнял.

Я подчинился, и кожа наших курток таинственно зашуршала, соприкоснувшись.

– Так лучше? – спросил я, поражаясь самой настоящей, неподдельной нежности, которая прозвучала в моем голосе.

– Лучше… Но я хочу, чтобы стало совсем хорошо. Попробуешь коки?

– Ты про свой порошок? Нет, Верунчик. Не попробую. И тебе не дам.

– Тогда давай выпьем водки, – предложила она с легким раздражением. – Я хочу забыть, понимаешь? Все забыть!

Я перевернул ее на спину, мягко накрыл продолжающие что-то шептать губы, а свободную руку запустил Верке под куртку. То, что последовало дальше, было самой неуклюжей сексуальной прелюдией на свете. Мы, суетясь на узком матраце, поспешно освобождались от лишних тряпок и одновременно нетерпеливо ласкали один другого, путаясь в одежде. Наши руки сталкивались, мешая друг другу, а холодные носы терлись и неловко елозили по щекам. Это была никакая не эротика, это была болезненная лихорадка, охватившая нас обоих.

Мне не пришлось разводить ей ноги в стороны – она сделала это сама, шумно дыша, как после километрового кросса. Ей не пришлось указывать мне путь, я попал туда, куда метил, с первой попытки, и контраст между холодной кожей бедер и горячей пещеркой, приютившей малую частицу меня, оказался потрясающим.

Мы одновременно вскрикнули: я – оттого, что ладони, подсунутые под Верку, ощутили податливую, готовую ко всему мякоть, она – потому что мои ягодицы под ее пальцами превратились в камень.

После нескольких минут неистовых усилий, когда я силился расплющить Верку, вогнать ее в пол, а она стремилась вобрать всего меня в себя, мы вскрикнули еще раз, теперь протяжно и обессиленно…

Прямо перед собой я видел ставшее незнакомым лицо со страдальчески сведенными бровями и закушенной губой. Трудно было заподозрить, что девушка с подобной миной испытывает наслаждение, а не жестокую муку. Если только наслаждение не является другой стороной боли…

2

Мы собрались покидать негостеприимный дом на рассвете, чтобы не мелькать понапрасну перед глазами здешней публики. Изучив с третьего этажа окрестности, я убедился, что соседский двор тих и безлюден. Никто не митинговал, требуя возвратить в большую семью Рубена, никто не формировал поисковые отряды и не бегал с собаками на поводке. Оно и понятно: дом был здоровенный, обитателей в нем была тьма-тьмущая, и у каждого забот невпроворот. Очень может быть, что Рубена хватятся не раньше, чем он напомнит о себе трупным душком, который распространится по округе с первой оттепелью. Это в том случае, если мне удастся обезглавить здешнее воинство. О том, что произойдет в противном случае, я решил не думать. Иначе пришлось бы допустить, что я скоро тоже буду валяться где-нибудь с проломленным черепом, не прибавляя воздуху свежести.

Верка словно прочитала мои мысли.

– И что творится в большом мире? Покойного не ищут?

– Очень он кому-нибудь нужен, – как можно более беззаботно фыркнул я. – Жратву братве привез, и ладно. Его, может, и за общий стол-то не приглашали… Кстати, не перекусить ли нам? Неплохо бы восстановить калории!

– Здесь? – Верка трагически округлила глаза. – Предложи еще прямо на трупе стол накрыть!

Она была даже не бледная, а голубоватая, и круги под глазами гармонировали с общим фоном, только были значительно темнее. Зато ненакрашенные губы выглядели вообще бесцветными. Но за порошком своим волшебным она не лезла, крепилась, перебарывая крупную дрожь, в которую ее бросало то и дело. Почему-то я решил, что этот подвиг совершается ради меня, и думать так было чертовски приятно. Хоть какой-то положительный результат от общения со мной!

– Ладно, пожуем в машине, – деловито сказал я, занявшись нехитрым утренним туалетом с помощью бутылки минеральной воды и расчески.

Когда мы выходили, она запнулась, обнаружив на пути тот самый топор, которым так лихо размахивала вчера. Дважды подняла ногу и дважды поставила ее на место, а потом обогнула препятствие, пройдя вдоль стены, точно видела перед собой ядовитую гадину, способную укусить.

Я сделал вид, что ничего не замечаю. Я мог лишь догадываться, что творится у Верки на душе, и догадки эти были самого паскудного свойства.

Топор топором, но внизу нас поджидало испытание похлеще: Рубен собственной окочурившейся персоной, лежащий там, где я оставил его ночью. Теперь было светло, так что остывший труп предстал перед нами во всей своей неприглядной красе. Это выглядело ужасно и обыденно. Впервые в жизни я оценил всю емкость незатейливого термина «бытовуха». Убийство давно превратилось в неотъемлемую часть нашего быта. Как сон и пища. Как политические дебаты и бесконечные телесериалы. Как острая приправа к пресному блюду.

Бросив взгляд на голову Рубена, которая вчера была желто-рыжей, а теперь приобрела темно-ржавую окраску, я попытался загородить труп от Верки, но она неожиданно попросила:

– Погоди. Я хочу посмотреть.

– Нужен он тебе? – Я потянул ее за рукав. – Обычная дохлятина. Плюнь и забудь.

Верка медленно покачала головой:

– Такое не забывается! Теперь буду жить и думать, как он лежит здесь, заброшенный и холодный. А вокруг крысы!

– Это вряд ли, – усомнился я. – Пока что им здесь делать нечего. Разве что мыши-полевки набегут…

– Спасибо, утешил, – усмехнулась Верка.

Выражение ее лица было таким, словно Верка за одну ночь повзрослела на одну отнятую человеческую жизнь.

– За мышами явятся милиционеры, – задумчиво произнесла она, по-прежнему не трогаясь с места. – Повсюду остались мои отпечатки. Сколько лет мне дадут?

– Пожизненный срок, – сказал я. – На свободе. Как у большинства наших сограждан. А за решетку ты не попадешь, не волнуйся. Никто нас не видел. Пальчиков ни твоих, ни моих в картотеках не имеется. И без нас найдут, на кого труп повесить, можешь не сомневаться. Главное поскорее убраться отсюда.

Она умолкла и вновь открыла рот не раньше, чем «Сааб» выполз из гаража и умчал нас на порядочное расстояние от проклятого дома.

– Теперь у хозяев будет свой собственный призрак, да? – пошутила Верка, в последний раз оглянувшись назад. Ее смех – механический, безжизненный – заставил меня вздрогнуть.

А постепенно просыпающийся городок ничего не хотел знать о смерти. Люди тянулись по своим делам, с трудом разминаясь на узких тропах, протоптанных через сугробы. Кто-то нес в бидонах молоко, кто-то – скудные «тормозки», а хмурое большинство топало просто так, налегке, крутя фиги в пустых карманах.

– Куда мы направляемся? – без особого энтузиазма спросила Верка, обратив внимание, что я веду машину крайне медленно и без конца оглядываюсь по сторонам. – И кого ты ищешь теперь? Еще одного человека, с которым желаешь поговорить по душам? Тогда учти, с меня хватит! Я свое отработала сполна, даже более того.