Книга В России жить не запретишь - Сергей Донской
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Могу предложить другой вариант, – заявил Конягин.
– Ну-ка, ну-ка?
– Хорошо бы на Бондаря чеченских боевиков натравить. Сообщить им, что это он Черного Ворона убил, дать его приблизительные координаты…
– Умно! – воскликнул Воротюк. – Очень умно! Действуй, Павлуша. Развивай наступление на обоих фронтах одновременно.
– Нет, – возразил Конягин уже не приподнятым, а каким-то замогильным голосом. – Бесполезно все это. Уйдет Бондарь. Уже ушел.
– Вздор! Из четырнадцатого квадрата просто так не выберешься! – Воротюк осекся, сраженный внезапной идеей. – Слушай, а капитан больше на связь не выйдет? Можно было бы его запеленговать и…
– Вот и пеленгуй, Николай. Флаг тебе в руки.
– Какой флаг?
– Известно какой. – Конягин пьяно продекламировал: – Знамя красное трепещет на ветру, незаметно я им сопли подотру…
– Гляди, как бы тебе твое веселье боком не вышло, – процедил Воротюк с угрозой. – Как бы тебя в гробу красным знаменем не накрыли.
– Не пугай меня, Николай. Я свое отбоялся, отдрожал. Отхожу на заранее подготовленные позиции, образно выражаясь.
Конягин умолк. После продолжительного бульканья в трубке опять раздался его голос, очень тихий, очень усталый, почти безжизненный:
– Дальше сам кашу расхлебывай, Николай. Прощай, боевой товарищ. Не поминай лихом.
– Что значит: прощай? – взвизгнул Воротюк таким пронзительным голосом, словно был он не генералом, а бабой, рядившейся в генеральские одежды.
– А то и значит, – тоскливо произнес Конягин. – Время доставать пистолеты.
– Какие пистолеты?
– Наши, Николай, наши. Те самые, которыми мы так гордились… Мы ими гордились, и они нам пригодились. – Выдавший стишок Конягин непроизвольно хихикнул. – Кумекаешь, о чем я толкую?
Воротюк вспомнил. Как только в стране началась свистопляска под кодовым названием «Перестройка», он и Конягин обзавелись именным оружием с золотыми изображениями Государственного герба СССР на рукоятках. Партия пистолетов Макарова была выпущена к 23 февраля 1968 года, когда армия праздновала свое пятидесятилетие. Все тогдашние маршалы были награждены такими «пээмами». Когда они погибли под обломками рухнувшего Советского Союза, на смену им пришли новые командиры, обладавшие новым мышлением, о котором так часто говорил Горбачев. Высший офицерский состав, обрядившийся в фуражки с эсэсовскими тульями, мародерствовал без страха и упрека, как будто дело происходило не в родной стране, а на вражеской территории. Почетные именные пистолеты с гербами из чистого золота были лишь каплей в море награбленного генералами, но зато каплей яркой, ласкающей взор, радующей душу. Воротюк остановил выбор на личном «ПМ» Буденного. Конягин обзавелся пистолетом Ворошилова. Таблички с выгравированными фамилиями маршалов были заменены соответствующими; кроме того, ценные трофеи обзавелись курками и спусковыми крючками, отлитыми из золота высшей пробы. Переплюнуть Саддама Хусейна с его инкрустированными золотом пистолетами и автоматами не удалось, однако Воротюк и Конягин диктатору не завидовали и правильно делали. С ними ведь никто не воевал, никто их не преследовал, не отлавливал, не обвинял в преступлениях перед народом. Можно сказать, до сегодняшнего дня оба генерала жили припеваючи, в свое удовольствие, в боевых действиях не участвуя, пороха не нюхая. И вдруг эта странная фраза: «Время доставать пистолеты».
– О чем ты? – спросил Воротюк.
– О том, что напрасно мы с тобой чужие пистолеты присвоили, Николай, ох, напрасно, – откликнулся замогильным голосом Конягин. – Теперь маршалы нас расстреляют без суда и следствия. Как врагов народа.
– Ты о чем? – переиначил вопрос похолодевший Воротюк.
– Не понимаешь?
– Не понимаю, Паша!
– Сейчас поймешь, – прошептала трубка. – Слушай…
Воротюк застыл. Хлесткий звук выстрела… Слабый стон… Глухой стук… Тишина… Мертвая тишина.
– Павлуша! – запоздало крикнул Воротюк, после чего отнял онемевшую трубку от уха. Он сделал это так поспешно, словно оттуда могла брызнуть кровь, пролившаяся за тридевять земель от Москвы.
Дым от сбитого вертолета стоял коромыслом. Черный столб поднимался в небо почти вертикально, словно оповещая возможных преследователей о местонахождении Бондаря и его спутницы. В том, что рано или поздно они появятся, можно было не сомневаться. В очередной раз повторилась непрерывная история предательств, измен и подлостей, начавшаяся с сотворения Адама и Евы и продолженная их сыновьями, нареченными Авелем и Каином. Генералы решили избавиться от Бондаря. Мавр сделал свое дело, мавр должен был уйти. Не на все четыре стороны, не куда глаза глядят. На тот свет. В мир иной. Ломать голову над причинами столь резкой перемены в планах Конягина и его приближенных не было смысла. Взывать к его совести – тем паче. Вместо этого, припоминая топографические линии виденной однажды карты, Бондарь размышлял, куда лучше податься. Как тот витязь на распутье, которому, в принципе, без разницы, в какую сторону сворачивать, лишь бы подальше от верной погибели.
Не было только пути назад.
Обратиться за помощью на Лубянку Бондарь тоже не мог. Это была его личная авантюра, так что выкручиваться следовало собственными силами. Спасение утопающих – дело рук самих утопающих? Что ж, в таком случае остается держаться на плаву до последнего.
Бондарь докурил сигарету, воткнул окурок в землю, прикрыл его камешком и посмотрел на Алису:
– Успокоилась?
– Надеюсь, – сказала она, вытирая слезы кулаками.
Она проделала это совершенно по-мальчишески: зло, решительно, резко. Ее перепачканные травяной зеленью колени кровоточили, майка зияла множеством дыр, юбчонка перекрутилась задом наперед. Взгляд Бондаря задержался на ее протершихся до дыр носках. Путешествие с босой девушкой по предгорьям Кавказа не сулило ничего хорошего ни ей самой, ни тому, кто взялся ее сопровождать. То есть ему, капитану Бондарю.
– Отсюда надо уходить, – сказал он. – Но сначала сменим твой имидж.
– При чем тут имидж?
Алиса так и не дождалась разъяснений. Оставив ее одну, Бондарь молча сбежал вниз по откосу, а через несколько минут возвратился, чтобы швырнуть перед ней офицерскую рубаху и ботинки.
– Одевайся, – велел он. – Штаны на господине офицере подгорели, но зато все остальное в целости и сохранности.
– Ты снял это с мертвеца? – спросила Алиса, медленно поднимаясь на ноги.
– Нет, с медведя. Шлялся, знаешь ли, в военной экипировке поблизости, форсил.
– Не смешно. Я ни за что не оденусь в одежду мертвого.
– Иначе нельзя, – холодно возразил Бондарь. – Неизвестно, сколько километров нам придется пройти. Не в таком же виде. – Он скептически взглянул на Алису. – Твоего наряда часа на полтора хватит в лучшем случае.
