Книга Титан - Джон Варли

Это произошло пять дыханий назад. С тех пор в сердце моем непроходящая боль, и, наверное, она никогда не пройдет.

Сирокко боялась нарушить тишину, когда мейстерзингер отвернулся от нее. Постояв, он побрел к двери, повернув лицо в темноту, в то время как Сирокко смотрела на мерцающее пламя свечи на столе.

Послышался звук, явно похожий на рыдание, хотя титаниды не плакали как люди.

Спустя некоторое время мейстерзингер вернулся к столу и сел, вид у него был очень усталый.

— Мы сражаемся, когда нами овладевает ярость. Мы не можем остановиться пока всех их не перебьем, или пока они не вернутся домой.

— Ты говоришь о дыхании Геи. Мне это непонятно.

— Ты слышала его завывание. Это яростный ветер из поднебесных башен; холод и с запада и с востока.

— Пытались вы когда-нибудь поговорить с ангелами? Или они не станут слушать вашу песню?

Мейстерзингер снова лишь пожал плечами:

— Кто станет петь ангелам и какой ангел станет слушать?

— Я снова повторяю, что никто не попытался… договориться с ними. — Сирокко запнулась, затрудняясь в подборе подходящего слова. — Если бы вы сели и выслушали песни друг друга, то может быть, вы смогли бы жить в мире.

У мейстерзингера залегла морщина между бровями:

— Как между нами может существовать родственное чувство гармонии, если они ангелы? — Мейстерзингер использовал выражение, которое подразумевало и то, что Сирокко перевела как «неподходящая компания». «Мир» между титанидами был всеобщим состоянием, которое трудно было объяснить. Мир между титанидами и ангелами был понятием, которого даже не существовало в языке.

— У моего народа нет врагов среди других видов, они сражаются между собой, — сказала Сирокко. — У нас есть пути разрешения этих конфликтов.

— У нас отсутствует эта проблема. Мы хорошо умеем преодолевать враждебность между собой.

— Наверное, мы сможем поучиться этому у вас. Но я со своей стороны тоже могу кое-чему поучить вас. Иногда враждующим сторонам надо сесть и переговорить между собой. В таком случае мы используем третью сторону, которая сидит между враждующими группами.

Мейстерзингер приподнял одну бровь, потом с подозрением спросил:

— Если это помогает, то почему вы создали так много оружия?

Сирокко попыталась улыбнуться. Титанид было не так-то легко переубедить.

— Потому что это не всегда происходит. Наши солдаты стараются уничтожить Но наше оружие становится таким грозным, что никто не гарантирован от уничтожения. Мы пришли к мысли, что лучше жить в мире, как доказательство, могу сказать, что накопленным оружием можно уничтожить всю нашу планету по крайней мере 1/60 оборота.

— Это миг, за который совершает оборот Гея, — пропел мейстерзингер.

— Я не запугиваю. Это ужасно, жить с сознанием, что не только твоя… твоя мать, твои друзья, соседи могут быть стерты с лица земли, но каждый человек, включая младенцев.

Мейстерзингер серьезно кивнул ей, он казался подавленным.

— А теперь решай сам. Или продолжать войну, или предпринять попытку примирения.

— Я вижу это, — пропел мейстерзингер, весь поглощенный в свои мысли. — Это тяжелое решение.

Сирокко решила помолчать. Мейстерзингер знал, что это было в его силах узнать об оружии, о котором говорил Джин.

Свечи на стене оплыли и погасли, лишь одна все еще отбрасывала танцующие отблески на женские черты его лица.

— А где я найду того, кто станет между нами? Мне кажется, что в него полетят пики с обоих сторон.

— Я хочу предложить свои услуги как представителя Организации Объединенных Наций, — протянув руки, сказала Сирокко.

Мейстерзингер изучающе посмотрел на нее. — Не восприми как неуважение к твоему орр-га-ни-зац о-бъ-дин-нац, мы никогда не слышали о таком. Какое им дело до наших войн?

— Организацию Объединенных Наций всегда волнуют вопросы войны. По правде говоря, они, как и все мы, еще далеки от совершенства.

Мейстерзингер пожал плечами, как будто он и так знал все это с самого начала. — Зачем ты собираешься делать это для нас?

— В любом случае я буду проходить через территорию, населяемую ангелами на моем пути к Гее. И кроме того, я ненавижу войну.

Впервые за время разговора мейстерзингер выглядел по-настоящему впечатленным. Было очевидно, что его мнение о ней значительно возросло.

— Ты мне не говорила, что вы странники. Это меняет дело. Я опасался, что вы наделаете глупостей, но это уж полнейшее безрассудство.

Мейстерзингер протянул через стол руки и взял голову Сирокко в свои огромные ладони, склонился над ней и поцеловал ее в лоб. Это была наиболее ритуалистическая вещь из всего, что она видела у титанид и это тронуло ее.

— А теперь, иди, — сказал мейстерзингер. — Я не могу больше думать о новом оружии, и так происходят ужасные вещи, без дополнительного прокладывания дороги к полному уничтожению.

Он помолчал, казалось задумавшись о чем-то.

— Если тебе и в самом деле доведется увидеть Гею, спроси у нее, почему моя дочь должна была умереть. Если она не захочет ответить тебе, дай ей пощечину и скажи, что это от мейстерзингера.

— Хорошо, я выполню твою просьбу.

Сирокко встала, у нее было странно приподнятое настроение, почему-то ее уже меньше волновало будущее, чем на протяжении этих последних двух месяцев.

Она уже выходила, но, вспомнив что-то, оглянулась.

— За что ты поцеловал меня? — спросила она у мейстерзингера.

Он поднял на нее глаза. — Это был прощальный поцелуй. Ты уйдешь, и я уже никогда не увижу тебя.

Глава 17

Волынка взяла на себя роль гида и источника информации для человеческого отряда. Она сказала, что мать ее одобряет это и что она чувствует, что это будет хорошая жизненная школа. Появление людей было наиболее волнующим происшествием в городе титанид на протяжении бесчисленного числа лет.

Когда Сирокко выразила желание ознакомиться с окрестностями города, Волынка приготовила ланч для пикника и два больших курдюка вина. Калвин и Габи тоже захотели пойти с ними, Август же просто молча смотрела в окно, как она часто делала. Джина нигде не могли найти. Сирокко напомнила Калвину, что ему надо сидеть с Биллом.

Билл попросил ее подождать, пока она выздоровеет и ей пришлось напомнить ему, что у нее все еще есть определенные обязанности. Долгое заточение сделало его раздражительным и мелочным. Сирокко понимала это, но любила его меньше всего, когда он требовал покровительства и снисхождения.

— Прекрасный день для пикника, — пропела Волынка, когда они вышли на окраину города. — Земля сухая. Мы должны уложиться в четыре-пять оборотов.