Книга Пуля для полпреда - Фридрих Незнанский

11 сентября. А. Б. Турецкий

В одиннадцать позвонил Меркулов и сообщил, что жалобы Соловьева рассматриваются в таких высоких сферах, куда даже он доступа не имеет, а значит, не способен оказать на исход борьбы никакого влияния. Чем это закончится, пока непонятно, но по крайней мере до вечера по местному времени Турецкого никто с дела не снимет.

Что ж, за оставшееся время можно было успеть еще кое-что выяснить. Во-первых, Турецкий собирался с пристрастием допросить Рыжова. Рыжов определенно работает на Лещинского, именно шестого мая Рыжов попал в какие-то неприятности со взрывчаткой, именно шестого мая Рыжов занимал у Ксении деньги. Не потому ли, что Замкова арестовали и взрывчатка попала к омоновцам? Да и определение «буржуй» в принципе очень подходило к экс-супругу Лемеховой. Но где искать этого жиголо, «важняк» не представлял, утром, еще до звонка Меркулова, он пытался выловить его по адресу, который назвала Ксения, но там его не было, и мобильный он, видимо, отключил, а для объявления Рыжова в розыск не было все-таки достаточных оснований. Во всяком случае, объяснять местному начальству: есть, мол, сведения из надежного источника, что Рыжов имеет отношение к майскому взрыву, – было совершенно бесполезно, уж если его не смогли задержать за совершенно конкретный инцидент со стрельбой в центре города, то в данном случае вообще рассчитывать было не на что, кроме разве что обострения скандала с Соловьевым.

Поэтому оставалось во-вторых. Во-вторых, Турецкий хотел побывать в дачном поселке, где халтурил Игорь Яковлев, ибо с этой халтурой тоже было много непонятного.

Дачный поселок назывался Зеленые Холмы, но в народе его именовали Бугры (без указания цвета), ибо дачи в нем имели только знаменитости, областные и городские большие начальники, в том числе Бутыгин и Шангин. Располагался он действительно на холмах в весьма живописном месте: вокруг старый сосновый лес, километрах в пятнадцати водохранилище, прямо в поселке чистенькое озерцо с кувшинками, хотя, конечно, здешние дачники ни на водохранилище купаться не ездили, ни озерцо не жаловали – почти при каждой усадьбе свой бассейн, кое у кого даже крытый. Домов было всего десятка три, каждый за персональным забором, но вокруг поселка тянулась еще двойная линия проволочной сетки метра три высотой, а на въезде расположился натуральный блокпост с омоновцами.

По дороге Турецкий остановился у места, где был убит Вершинин. На узкой обочине притулился скромный памятник – гранитный, в человеческий рост, крест с квадратным отверстием как раз на перекрестье, а в отверстии маленький бронзовый колокол. Таблички с именем не было, но все, наверное, и так должны были знать, по ком этот колокол звонит, когда его раскачивает ветер. Турецкий уже останавливался здесь, когда ездил на водохранилище, осматривал, сверяясь с фотографиями в деле, место преступления. Сейчас же он просто хотел убедиться, что у Игоря Яковлева действительно была необходимость тормозить машину.

До блокпоста десять с половиной километров, «важняк» проехался туда-обратно, спидометр намотал ровно двадцать один километр. То есть даже бегом по дороге Яковлев добирался бы около часа. Смена у него начиналась в 16.00, а выстрелил он в Вершинина, если верить Друбичу, в 15.46, – значит, действительно безнадежно опаздывал.

Турецкий обследовал обочину на протяжении всего прямого отрезка шоссе, заглянул за повороты – дорога фактически везде идет по насыпи, а от самой насыпи непролазное болото метров где на сто, а где и на триста. Осипов был прав: может, через лес и можно было срезать пару километров, но в лес просто-напросто не попасть.

И все– таки «важняк» чего-то не понимал. Ну опаздывал -большое дело, кто у нас не опаздывает? Ну выставил бы напарнику бутылку, не пьет – все равно нашел бы способ рассчитаться. А даже если б и ушел напарник, не дождавшись смены, – подумаешь, минут на двадцать Бугры остались бы без охраны. Не ядерный же, в самом деле, объект, наверняка никто бы и не заметил. С чего Яковлев так разволновался, что даже палить начал?

Турецкий вернулся в поселок. Нужно было поговорить с коллегами Яковлева. Может, он опаздывал уже в двадцатый раз и боялся, что его наконец уволят, может, была какая-нибудь проверка. Короче, должно быть исчерпывающее объяснение чрезвычайной спешке. Потому что, если такого объяснения нет, надо всерьез вернуться к версии о том, что Яковлев тормозил машину, зная, что в ней Вершинин, и стрелял тоже, зная, в кого стреляет. В списке изъятых у него вещей был упомянут пейджер, – значит, теоретически кто-то мог ему сообщить, во сколько и на чем поедет Вершинин.

На КПП было пусто, ворота открыты, «важняк» совершенно беспрепятственно проехал, и никто даже не попытался его затормозить. Значит, нет здесь никакого особого зверского режима. Ушел часовой, скажем, по нужде, ворота открыл, чтобы не создавать проблем проезжающим, и ничего. Правда, видеокамера на столбе фиксирует всех приезжающих и отъезжающих, так что в случае проникновения нежелательных лиц теоретически можно быстренько броситься их отлавливать и выпроваживать, возможно, даже пульт видеонаблюдения где-то дублируется и, может быть, ворота можно захлопнуть дистанционно. Но это, в конце концов, неважно, важно, что мы имеем прецедент: отсутствие часового на посту в течение… трех с половиной минут. «Важняк» намеренно, едва миновав КПП, остановился и стал ждать, разговаривать-то надо было все-таки с коллегами Яковлева, которые в данный момент пребывали где угодно, только не на рабочем месте.

Через пять минут ждать ему надоело, он вышел из машины размять ноги, а заодно поближе рассмотреть блокпост. Из-за здания доносился приглушенный разговор, – может, они в тенечке козла забивают, предположил Турецкий и пошел взглянуть. Но буквально в шаге от угла дорогу ему преградил весьма зверского вида ротвейлер, при попытке приблизиться он угрожающе взрыкнул, склонив голову набок и как бы присматриваясь, за какую конечность сподручнее «важняка» цапнуть. Турецкий замер на месте, только вытянул посильнее шею, чтобы заглянуть все-таки за угол. Получилось, и псина не возражала, ей, видимо, важно было, чтоб ноги дальше не двигались. За углом на повышенных тонах беседовали двое: оба в камуфляже, один молоденький старшина, второй – двухметровый совершенно лысый здоровяк лет пятидесяти. Турецкий сперва решил, что это Осипов распекает подчиненного, но очень быстро сообразил: обознался. Хотя личность лысого определенно была «важняку» знакома. Стоять с вытянутой шеей было чудовищно неудобно, а спорившие его в упор не замечали. Он уже собирался подать голос, прикидывая, как к этому отнесется псина, когда услышал шум выезжающей из поселка машины. Обернулся: Рыжов. На стареньком белом «опеле» с треснутым лобовым стеклом. Рыжов его тоже увидел и поддал газу, щедро обдав Турецкого пылью из-под колес.

– Не уйдешь, гад. – «Важняк» рванул к своей «хонде» и, уже выскочив за ворота, сообразил, откуда ему знакомо лицо лысого. Это же Яковлев-старший, дядя Игоря Яковлева, – Турецкий видел его у Дениса в «Глории». Точно, и псина его. Только вот что он делал в поселке? Запугивал свидетелей? Вроде бы Гордеев говорил, что Яковлев-старший занимается собственным расследованием, добывает доказательства невиновности племянника. Странно, почему они до сих пор не пересеклись?