Книга Возвращение - Олег Говда

— Это, Титыч, в моих планах самое простое. Хозяин, когда проснется, пить захочет — сало-то вы ему пересоленное подсунули, из старых запасов. Вот тогда ему молочка и предложи испить. Ведерка такому богатырю маловато будет. Обязательно попросит еще. А ты и укажи: куда остальное молочко ушло. А потом предложи сходить напиться, а заодно и другим принести. Он еще молодой, привык старших слушаться, да и не трудно это, сходит…

— Хитро… — Титыч опять стал набивать трубку. — А ты, Влад Твердилыч, что тем временем сам делать станешь? Только не говори, что еще не придумал, все равно не поверю…

— Хочу, Титыч, в Приозерное сходить. С соседями поближе познакомиться. Выделишь мне кого в провожатые? Чтоб старосте тамошнему представил, чин по чину…

— Ну да. К словам своего веры больше, чем незнамо кого, — понятливо согласился староста. — Об этом не беспокойся.

Глава семнадцатая

Выделенный мне в провожатые паренек, гордый оказанным доверием, а потому важный, как индюк, чинно шествовал впереди, героически сшибая гибким прутом фиолетовые головки с придорожных кустов татарского колючника. Примерно каждые пятнадцать-двадцать шагов пострел оглядывался и, увидев, что я нагоняю, убегал вперед, чтоб еще немного повоевать со злым ворогом.

Выбор Титыча пал именно на этого мальчишку сразу по многим причинам. Во-первых, в деревне каждая пара рук была на счету и никого из взрослых староста от работы отрывать не хотел, а во-вторых, Щек приходился Дорофею, старосте Приозерного, родным племянником. Что хоть и не придавало миссии солидности, но зато переводило ее в доверительную плоскость.

В моей прошлой жизни, в той стороне, куда так бойко вышагивал Щек, начинались обширные болотистые леса, — и только небольшой хуторок в пять хат с соответствующим названием Выспа, что по-польски значит Остров, доживал там последние дни. Словно древний форпост цивилизации. Наглядно демонстрируя, что человек залезет куда угодно: в любые дебри и на любые кручи, но по-настоящему приживается только там, где ему вольготно.

Над головой серыми точками зависла пара жаворонков, весело и беззаботно оглашая окрестности перезвоном колокольчиков, сменив влюбленных соловьев, притомившихся в воспевании ежедневной оды солнцу. А оно, еще только едва выглянув из-за горизонта, уже ощутимо нагревало затылок, обещая еще один жаркий летний день.

До чего ж я люблю дорогу. Никаких забот, кроме самых насущных, потому как в точке «А» тебя уже нет, а в точке «Б» — еще нет. И значит, от тебя ровным счетом ничего не зависит. Идеальное время для раздумий или размышлений, прошу не путать одно с другим. Ибо думы — они обо всем мире и общем благе, а мысли — нечто более четко сформулированное, так сказать, для личного пользования и корысти. Конечно, этому достойному занятию гораздо удобнее предаваться, скажем, лежа на мягкой полке купейного вагона, чем передвигаясь на своих двоих, но и так неплохо. Летним утром, в сопровождении легкого, еще несущего прохладу, попутного ветерка, семь километров — это не расстояние, а прогулка. Моцион. Даже с полной выкладкой. Но тут уж ничего не поделать — издержки профессии. Да и насчет «полной» я сильно преувеличил. Кольчугу сменил кожаный кафтан, на спине и груди усиленный двойным слоем. Ну а без меча выходить из дому, что без мобильника в прежние времена.

Вообще-то вполне можно было устроиться с комфортом и сейчас.

Взять, к примеру, телегу, застелить ее мягким сеном и путешествовать, глядя в небо. Но лошадей в деревне отродясь не водилось, а запрягать пару волов, для транспортировки одной зад… в смысле одного человека, на расстояние в одну милю[12]смешно. Тем более что при крейсерской скорости круторогой упряжки я добрался бы в Приозерное в лучшем случае аккурат к полудню…

Кстати о временах тех и этих. Пока колесо снова не завертелось, стоит прикинуть варианты и возможности. Реальные, а не надуманные. Героизм и прочие «души прекрасные порывы» никто не отменяет, но надо же и с будущим определяться. Хотя бы с самым ближайшим.

Вряд ли роль Защитника пары деревень — предел мечтаний молодого и амбициозного выходца из третьего тысячелетия! Ясен пень, я не Конан и империи себе в ожерелье нанизывать мечом не стану. Жизнь — не книга. Тут призов чуть поменьше, а желающих напялить корону (или обруч), сняв ее перед этим с предыдущего владельца вместе с головой, — гораздо больше. И самозванцев бьют не только подсвечниками. Но при всем при этом кое-какой неправильно лежащий кусочек с общего блюда утащить не грех. А вполне даже закономерное и осуществимое желание. В пределах местного уголовного кодекса, чтить который нам завещал еще Остап Сулейман Берта Мария Бендер-бей.

Вот уж действительно: знал бы прикуп — жил бы в Сочи…

Ведь, как я ни хорохорился для виду, на самом деле совсем не был уверен, что императорские дознаватели признают права крестьян Выселок на свободу и самоопределение, несмотря на соблюдение законности и наличие тролля.

Любому цивилизованному человеку прекрасно известна поговорка: «Закон, что дышло…»

Поднимут визг сторонники гоблинов, преподнесут информацию о наших действиях в своей интерпретации, и совсем не факт, что император вступится за крестьян. Достаточно вспомнить ситуацию в последние предвоенные месяцы в Союзе, когда, желая выиграть время на подготовку, власть закрывала глаза на все провокации, до последнего придерживалась буквы пакта и беспощадно, только б не спустить преждевременно крючок, пресекала все проявления так называемого «паникерства». Трудно принимать решения, не владея информацией. Вот если б знать наверняка, что император уже перевел дыхание и созрел для продолжения правого дела — победы одного отдельно взятого человечества над всеми прочими расами и народами…

Согласитесь, мир на позорных для себя условиях победитель может подписать с единственной целью — избежать бессмысленных потерь. Чуть-чуть отступить, отдохнуть, перегруппировать силы. Излишними уступками как бы продемонстрировать свою мнимую слабость и тем самым усыпить бдительность противника. Так сказать, отойти на дистанцию разбега. А потом, дождавшись подходящего случая, решительным, молниеносным и непременно упреждающим ударом добить расслабившегося и ничего не подозревающего врага.

Эх, если б знать наверняка, что этот момент настал! Тогда наша партизанщина была бы императору в масть. И нелюдь в ответ на свое требование «строго проучить бунтовщиков» получила бы не показательную порку крестьян, а полную и окончательную победу сил Империи над всеми вынужденными союзниками. Зато, если мы высунемся заблаговременно, Выселки не только сравняют с землей, но и пепелище солью засыплют. Те же «леопарды», только с настоящими значками на доспехе, и подсуетятся…

Вот и думай, Влад Твердилыч, как между этим молотом и наковальней не только уцелеть, но и с наваром остаться. И слава Всевышнему, что Лупоглазые, сами того не подозревая, облегчили мне эту задачу. Совсем чуть-чуть, но все же…

Ведь теперь, если спросят, как следует, уже без единственной фальшивой ноты проходит ария «Они первые начали». В исполнении, естественно, Хозяина. А голос тролля прозвучит для ушей императора не в пример громче, чем целый хор крестьян. Если паче чаяния события все-таки по второму сценарию покатятся…