Книга Грешники и святые - Эмилия Остен

И я остался жить у него. Может быть, он надеялся, что я передумаю, хотя говорили мы с ним об этом редко, но я оставался при своем.

Пару раз мы ездили в Экс-ан-Прованс, где я познакомился с епископом Ле Бра. Этому упитанному веселому человеку я по настоянию отца де Шато тоже рассказал свою историю. Епископ не осудил меня, хоть и велел молиться побольше. Иногда они с отцом де Шато казались мне старыми заговорщиками, шутами, прикинувшимися священниками; когда я обмолвился об этом отцу Реми, тот расхохотался.

— Да ведь мы и дружим с детства, в одной семинарии учились, в один день были рукоположены, только он взлетел выше, чем я, но я не жалуюсь. Мне нравится Пин-прэ-дю-Рюиссо, прелесть сельской жизни, природа. Ему больше по нраву большие города и уважение местного дворянства. Ну, да и что с того?

И прошла еще одна осень, и еще одна зима; дни плыли мимо меня, неторопливые, словно форель в ручье. Я словно застыл в их мирном мерцании, чувствовал себя счастливым, пожалуй, так счастлив я не был еще никогда. Месть словно подернулась дымкой, но я знал, что все чувства проснутся, когда придет время. Мы думали о том, что епископ Ле Бра меня порекомендует кому-то, только следует купить приличное платье и вернуть говору светский лоск. Священники выправили мне какие-то бумаги, присвоив фамилию, которую я никак не могу запомнить, — чтобы ни у кого больше не возникло вопросов ко мне.

Отец де Шато погиб этим летом, поскользнувшись на камнях над дальним водопадом и упав с большой высоты. Мы нашли его на следующий день, раскинувшего руки на валунах, лежащего в россыпи мелких белых цветов, улыбающегося. Так и похоронили, только руки сложили на груди. В тот день я заплакал впервые за долгое время.

Затем я перебрал его бумаги, оказалось, он завещал мне небольшое наследство, его можно было получить в Экс-ан-Провансе у нотариуса; вот зачем были поддельные бумаги, смекнул я. Я собрал вещи отца де Шато, его одежду, взял его лошадь, попрощался с сельчанами, которых знал по именам всех; они проводили меня с грустью. И я отправился к епископу Ле Бра.

Тот тяжело принял весть о смерти друга, долго сидел, плакал; трясся от беззвучного горя большой живот. Епископ пригласил меня оставаться, сколько захочу. Я сказал, что при первой возможности отправлюсь в Париж. Время пришло.

— Да, да, понимаю, — сказал он грустно, — да вот только никак не соображу, кому бы тебя порекомендовать, сын мой. Мне недавно писали из столицы. Виконт собирается жениться, говорят, на молодой дочке графа де Солари. Втемяшился ему бес в ребро на старости лет!

— Бедная женщина, — сказал я.

— Да кто ее знает. Я о ней наслышан, но краем уха: баронесса де Локвинар, что живет тут неподалеку, водит дружбу с нынешней графиней де Солари. Вот бы тебя туда порекомендовать, да им слуги такие не нужны, и связей никаких. Им в дом лишь новый духовник нужен.

И мы с епископом внимательно посмотрели друг на друга.

— Рукоположить тебя, конечно, можно, — сказал он, — да ведь тогда будет грех большой, если ты этого виконта все-таки прикончишь. Не уговаривать же тебя его простить во имя христианского милосердия.

— Спасибо за честь, отец Ле Бра, — сказал я, — давайте от принятия мною священного сана все-таки воздержимся. Но…

И тут мы снова посмотрели друг на друга, а затем на лежащие на столе вещи отца де Шато.

— Все равно грех, — вздохнул епископ, — так и так. Молиться много придется, чтобы его замолить, готов ты к этому, сын мой?

— Исполню свой долг чести — и готов к чему угодно.

— Ладно, — сказал епископ. — Реми говорил мне, что ты однажды назвал нас с ним шутами, над негодяями можно и подшутить. Тем более, если он таков, как слухи ходят, только доказательств нет; придется тебе поискать, а я подскажу пару имен. Вы с Реми одного роста были, и бумаги все тут. Бери его вещи, я напишу тебе рекомендацию. Завтра поедешь к баронессе де Локвинар, и будет тебе первая проверка. Если она ничего не заподозрит, в столице твои ошибки спишут на провинциальность. Сможешь священника изобразить?

— Я два года прожил в доме отца де Шато, и аббат Лебель меня учил, этого хватит.

— Только обещай мне, в память о моем друге обещай — накажи виновного, но не тронь невинных. Ты для Реми словно сыном стал. Не оскорби его памяти недостойными деяниями.

— Хорошо, — сказал я. — Могу на Библии поклясться.

— И поклянись, — он смотрел на меня умным холодным взглядом.

Я исполнил его просьбу. На следующий день я, надев сутану и немного к ней привыкнув, отправился к баронессе. Та приняла меня благосклонно, строила глазки, настрочила рекомендательное письмо к своей подруге. Через неделю я отправился в Париж, чтобы наконец освободиться от своей мести окончательно.

Я приехал в ваш дом, Маргарита, и затаился, и словно закрыл лицо; каждый ваш шаг, каждое ваше движение играло на меня. Я увидел виконта де Мальмера и сумел не убить его сразу; ты сама знаешь, как хороша на вкус отстоянная месть. Я решил узнать побольше о виконте и выждать, может, вызвать на дуэль и убить. Все же я не преступник, не заговорщик, я дворянин, и у меня есть понятие о чести. В какой-то миг я подумал: хорошо бы отомстить ему позором, соблазнив его невесту и разоблачив эту связь, но тут же мысль отринул как недостойную. Я тебя вообще не принимал в расчет, и зря. Заинтересовался тобою с первой исповеди. Все не мог понять, что скрывается за твоим отстраненным лицом, за слепым желанием выйти замуж за виконта. Неужели ты так любишь его, думал я. Через несколько дней эта мысль начала причинять мне боль, и я понял, что ты становишься мне дорога. А потом я увидел в тебе — тебя настоящую, только по-прежнему не знал, что за тайну ты прячешь. И понял: что бы я ни сделал, тебе я боль не причиню. Я решил тебя спасти. Кроме того, следовало нагнать страху на виконта, подвести его к концу. Я уже знал, что буду делать, понимал, как действовать. Позор — вот чего он боится, я намеревался утопить его в позоре.

Подкупом и речами я подчинил себе Дидье, и в доме у меня появился союзник. Это он по моему распоряжению подложил в паштет скорпиона, купленного мною у итальянца-чернокнижника — в Париже, как оказалось, можно приобрести что угодно, так что я еще между гремучей змеей и скорпионом выбирал. Дидье стащил ключи у мадам Ботэн и сделал такие же, так что, пока Нора бегала звать тебя смотреть на платье, именно Дидье написал на его подоле призыв бежать прочь — ведь мы с ним знали, когда платье привезут. Я рассчитывал время и говорил ему, что делать. Мне нужен был страх, нужно было смятение в умах, Господни знаки. Для успешного завершения моих дел мне понадобилось побывать в доме виконта, чтобы войти в его кабинет и отыскать там нужные мне бумаги. В первый раз я сделал это на маскараде, но все, что необходимо, не нашел, зато в часовне пожар устроил, спрятав восковой шарик с куриной кровью на голове Христа. Эффектно, что и говорить; этим штукам меня на каторге научили. И двери вскрывать, и людей обездвиживать так, чтобы ничего потом не помнили. Сегодня я вновь ходил в кабинет виконта и отыскал там все, что мне нужно. Осталось подготовить финальный выход, и мы сделаем это в часовне Святого Людовика.