Книга Венок усадьбам - Алексей Николаевич Греч

галерее дворца. Удаление обстановки середины XIX века в двух новых комнатах нижнего этажа, мебели из театрального подъезда кабинета, розыски ушедшей из Останкина мебели и вещей в доме бывшего Охотничьего клуба в Москве и шереметевском доме в Петербурге — все эти небольшие, но необходимые работы могли бы превратить Останкино в единственный в своем роде памятник театрального и декоративного искусства XVIII века.

Небольшой регулярный сад примыкает к дому. На большом лугу среди цветников беломраморная ваза. Чугунные скамейки чередуются с белыми изваяниями. Прямая дорога-просека ведет через сад в рощу. С этой стороны деревья образуют естественное обрамление и надолго защитят старую архитектуру от назойливых новшеств современной цивилизации.

Со стороны двора нет этих держащих кулис. Флигеля в конце галерей с ампирными колонными портиками, соединенные решетками с воротами, где друг на друга выступают кентавры, обрамляют луг со стоящей посередине статуей Аполлона Бельведерского. Эти флигеля слишком низки и не отграничивают дворца от неприглядного окружения. Неуместно врезается в ансамбль по-своему превосходная, но сильно зареставрированная церковь XVII века. Верно, и строителям дома бросался в глаза этот контраст; они постарались классицизировать ее, нейтрализовать теперь не существующей раскраской в белый и палевый тон, подобно дворцу. Именно так окрашена церковь на картинах останкинского старожила, бывшего шереметевского крепостного Подклюшникова. Чахлые деревья — все, что осталось от рощи около пруда, теперь расплывшегося и потерявшего свои очертания лиры. Трамвай и автобус принесли сюда толпу, пыль и сор и, к стыду, типично национальное неуважение к старине и искусству.

Десятки и сотни тысяч равнодушных или заученно-озлобленных посетителей лишили жизни Кусково и Останкино. В них не осталось флюид прошлого и призрачных образов. Обе усадьбы слишком музейны. Такими омертвелыми неизбежно ждут они или хладнокровного приказа о своем уничтожении, или пожара... В своем отношении к старине мы не только ленивы и нелюбопытны, но еще и циничны...

IX 

Ахтырка

На редкой старинной литографии представлен ландшафт, точно нарисованный мягкой карандашной техникой. На пригорке, спускающемся к воде, раскинулся дом в стиле ампир. Его средняя часть украшена колонным портиком под треугольным фронтоном, центр отмечен бельведером под куполом. Два крыла по сторонам вместе с центральным зданием образуют невысокий архитектурный треугольник. Дорожка, обегая клумбу, спускается к воде, к каменной пристани в виде двух египетских пилонов. За домом виднеется шпиль колокольни, слева — спускающаяся к воде аллея. Под литографией надпись “Ахтырка”. Так и в действительности стоял ампирный дом сто лет, до революции 1917 года. С противоположного берега запруженной здесь речки Вори не раз писали его акварелью и масляными красками художники-любители, бывшие в усадьбе Трубецких[99]. А в революцию дом сгорел — нарочно подожженный владельцем, как гласит молва... Сгорела почти вся старинная обстановка его; только мебель центрального зала, какая-то неожиданно миниатюрная, но удивительно стильная [нрзб.], была перевезена в соседнее Абрамцево. Сгорели картины и портреты... Пепелище отмечают сейчас только два дерева, когда-то симметрично посаженные на дворе сообразно архитектуре. Со стороны въезда фасад дома украшал также колонный портик; по сторонам перпендикулярно шли разрушающиеся теперь также ампирные флигеля; против дома, заслоняя двор, стоит и сейчас каменная, конечно также ампирная, церковь с колокольней. Ее строил Кутепов, один из мастеров московского ампира, популяризировавший строительство Бове, Жилярди и Григорьева в изданных им тетрадях чертежей всевозможных как практических, так и увеселительных построек для нужд и запросов сельских хозяев. Верно, и дом в Ахтырке строил Кутепов. Он превосходно воспроизвел здесь тот тип усадебного зодчества, который был найден и осуществлен отцом и главой московского классицизма М.Ф. Казаковым в безвременно погибших Кузьминках. Не слишком выдающийся мастер, Кутепов в доме Ахтырки создал тот meisterwerk* (*шедевр (нем.).), который все же хоть раз в жизни выпадает на долю и малого мастера. Об этом говорят и недавние еще снимки, и старая литография. Впрочем, старая литография прикрашена. Верно, нравилась усадьба ее владельцу и устроителю, раз решил он увековечить ее, распространив на память среди родных и близких друзей литографическое ее изображение. И простительно, конечно, то, что художник изобразил на своем листе и то, чего не было в действительности, то, что еще только рисовалось мысленно владельцу как будущее украшение любимой подмосковной. Египетская пристань в действительности никогда не была построена. Но зато были возведены еще существующие поныне пилоны въездных ворот, оранжерея, скромно украшенная ампирной орнаментикой.

Усадьба Ахтырка. Литография 1830-х гг.

Пожар дома в Ахтырке тем печальнее, что благодаря этому погиб едва ли не единственный уцелевший до наших дней ансамбль подмосковной усадьбы, целиком выдержанный в этом стиле. Дом Найденовых, в Москве с его службами, павильонами и беседками, дом Гагариных на Новинском с его садом и двором, хрущевская усадьба на Пречистенке с обширными службами и беседкой в саду, сокращенным повторением жилярдиевского Конного двора — все эти городские владения, к которым еще можно причислить лунинский дом на Никитском бульваре, дома Коннозаводства на Поварской, больницы на Садовой, дают строгие, абсолютно выдержанные стилистические ансамбли, созданные Бове, Жилярди и Григорьевым, продуманные ими вплоть до деталей лепнины и орнаментов монументальной мебели.

Как ни странно, этот московский ампир почти не создал цельных комплексов подмосковных, там, где среди природы, не стесненная соседней архитектурой, особенно отчетливо и прекрасно выступает в своей изолированности каждая строительная манера, каждый архитектурный вкус и почерк. Даже такие, казалось бы, ампирные усадьбы, как Кузьминки и Суханово с их Конным двором и Мавзолеем, входящими в историю мирового искусства, не были целиком ампирными. И здесь и там уже стояли ранее построенные дома во вкусе классицизма. Бесспорно, самый широкий размах дворянского строительства падает на конец 80-х и 90-е годы XVIII века. Именно тогда возникают Петровское, Остафьево, Введенское, Денежниково, Дубровицы, Рождествено, Ивановское Закревских, Ольгово, Братцево, Гребнево и многие другие усадьбы. А в Москве — дворцы Разумовских, Куракиных, Шереметевых, Талызиных, Мусин-Пушкиных, Строгановых.

Дворец в усадьбе Трубецких Ахтырка Дмитровского уезда. (Не сохранился). Фото начала XX в.

Послепожарная Москва, широко применяя новый вкус, стиль ампир, уже не производила прежних затрат. Обгоревшие дворцы оделись в более строгие, ампирные формы; в большинстве случаев же на пепелищах возникали интимные, уютно обособленные особняки, приспособленные для более замкнутой, не столь парадной, как прежде, жизни. В 10-х и 20-х годах XIX века уже невозможны были со стороны русского дворянства те затраты на строительство, которыми характеризуется конец предшествовавшего столетия. Мало возникало уже совсем новых усадеб, а в