Книга Эхо чужих желаний - Мейв Бинчи

уныние.

Отец Флинн велел Мартину выбросить справочник в урну. В Риме все намного проще. Большое скорбное лицо Мартина обрело человеческий вид. Прежде оно походило на тощую морду загнанной гончей собаки.

Скромная свадебная процессия неуверенно вошла в огромный собор, который друзья посещали каждый день, с тех пор как приехали в Рим. Сегодня все было иначе. Сухой формализм смешался с повседневностью. Люди желали молодым удачи на разных языках, а группа немцев их сфотографировала. Путь казался бесконечным. Наконец молодые в сопровождении гостей спустились по мраморной лестнице в маленькую часовню. Отец Флинн исчез, чтобы надеть облачение, а остальные молча опустились на колени, склонив головы.

Анджела усердно молилась. Она с усилием подбирала нужные слова и беззвучно произносила их одними губами. Анджела просила Господа быть добрым к Эмер и Кевину и сделать их жизнь приятной. Она объяснила Богу, что Эмер всегда следовала правилам и было бы неплохо ее вознаградить. Эмер заслуживала счастья. Рука, затянутая в перчатку, сжала лежавшую рядом руку в белой перчатке, и Эмер благодарно улыбнулась подруге.

Отец Флинн блистал в бело-золотом облачении и всем улыбался. Зазвучали слова, и Анджела почувствовала, как на глаза навернулись слезы, когда она услышала неуверенные голоса жениха и невесты. Вскоре все было сделано. Кевина и Эмер провозгласили мужем и женой. Они целомудренно поцеловались и расписались в огромной книге регистрации. Фотографу не терпелось вывести их на улицу. Сначала они позировали на ступеньках, а затем остановились в центре площади у большой колонны – отличное место для снимка с собором Святого Петра на заднем плане.

Когда Анджела спустилась, Шон ожидал в холле.

– Предупреди, что ты можешь не вернуться сегодня вечером, на случай если о тебе будут беспокоиться.

– Я вернусь сегодня вечером, – ответила Анджела.

– Неужели тебе приятно мотаться туда-сюда на поезде? – взмолился брат.

– Так мы идем или нет?

Шон пожал плечами, но вскоре пришел в отличное расположение духа. Юный Денис знал, что к ним едет тетя Анджела. Анджела вздрогнула и понадеялась, что мальчик не заметил неприязни, которую невольно вызвал. Она спросила, на каком языке говорит малыш. Он, очевидно, владел японским и английским, а теперь, находясь в Италии, использовал в речи много итальянских слов.

– Mia Zia, – с нежностью повторил Шон.

– Что?

– «Zia» по-итальянски «тетя». «Zio» значит «дядя». «Mia Zia» – «моя тетя».

Анджела спрашивала себя: неужели это все происходит на самом деле? Она приехала сюда за уроком иностранного языка? Окружающее походило на сон, в котором странные люди оказываются в неправильном месте и говорят идиотские вещи. Но это продолжалось слишком долго для обычного сна. Анджела не сможет проснуться и обнаружить, что отец Шон по-прежнему отправляет с Дальнего Востока письма с просьбой прислать марки и фольгу. Это время осталось в далеком прошлом.

Анджела пыталась рассказать о свадьбе – о чем угодно, лишь бы не погружаться в подробности повседневной жизни брата. Она не желала знать, что на этой платформе он обычно сидел в ожидании дешевого поезда. Она не хотела становиться частью его нелепой привычки ездить в город из нового дома, где жила его новая семья, чтобы добиться аудиенции или слушания и ускорить решение своего вопроса Конгрегацией по делам духовенства. Анджела мечтала, чтобы это поскорее закончилось. Она посмотрела на вокзал и на памятник Муссолини, который в первый и единственный раз за всю историю Италии заставил поезда придерживаться расписания. Когда она сегодня вечером вернется на станцию, то уже будет знакома с семьей Шона. Она понимала, что это ничего не изменит.

– Чего бы ты хотела больше всего? Что для этого должно произойти? – внезапно спросил Шон, когда брат и сестра сидели в поезде друг напротив друга.

– Не знаю.

– Какой расклад событий, по-твоему, был бы самым лучшим? Лучшим для всех.

Анджела смотрела на дома, из окон которых торчали палки и шесты с развешанным бельем.

– Не знаю, Шон, я действительно не знаю. Наверное, я бы хотела, чтобы ты передумал и попросил разрешения вернуться в орден. Чтобы Сюя поняла, что твое призвание – служить Господу, и уехала с детьми в Японию. Я знаю, что это невозможно и ничего подобного не произойдет, но ты ведь спросил, чего бы я хотела.

– Сюя, похоже, умеет читать мысли, – обрадовался Шон. – Она сказала, что ты хочешь именно этого.

– Я еду на встречу с ними. Я стараюсь изо всех сил. Хватит меня допекать!

– Анджела, я так рад, что ты скоро их узнаешь. И мы все вернемся к нормальной жизни.

Шон напоминал ребенка, который уверен, что получит на день рождения велосипед. Анджела закрыла глаза и не открывала их, чтобы помешать продолжению разговора.

Они стояли в хвосте разгоряченной шумной очереди, ожидая автобуса, и им не хватило свободного места. Шон с улыбкой щурился от солнечного света и наклонялся вперед, выискивая за окном ориентиры, на которые мог указать сестре.

После автобуса они минут десять шли пешком. Ворота виллы были высокими и широкими, как гигантские ворота разрушенного Каслбей-хауса. Сама вилла ничем не отличалась от остальных: желтые стены, покрытые вьющимися цветами, и белые ставни. Шон с гордостью смотрел сквозь ворота. Разве здесь не прекрасно? Итальянцы знают, как со вкусом обустроить жилье. Конечно, синьор и синьора проводят здесь не так уж много времени, но с учетом всех обстоятельств они содержат дом в хорошем состоянии. Анджела недоумевала, почему они не заходят внутрь. Неужели в последний момент у брата сдали нервы и он усомнился в своей безумной затее? Было всего одиннадцать часов утра, но Анджеле казалось, что она потратила на поездку в Остию целый день.

К удивлению Анджелы, Шон двинулся дальше, минуя ворота. Должно быть, изумление отразилось на ее лице слишком явно.

– Наш вход здесь рядом, – непринужденно сообщил Шон.

Они вошли в узкую калитку, которая находилась дальше на несколько сотен ярдов. Не было нужды объяснять, что это вход для прислуги, это было и так очевидно. Клумбы здесь заросли, а стены построек облупились на солнце. Но вокруг благоухали цветы, а в дверях играли темноглазые итальянские малыши. Для детей место было хорошим. Пусть они росли в тени господского дома, зато тут было безопасно, царила дружелюбная атмосфера, а вокруг сновали другие ребятишки, с которыми можно было бы поиграть. Анджела продвигалась вперед с опаской, ей следовало держать себя в руках.

– Вот они… Мы дома… Сюя! Сюя, она здесь! Денис, иди сюда!

Застенчивый маленький мальчик, робко держась в стороне, поднес руку к лицу, не желая первым сделать шаг навстречу. За ним вразвалочку просеменила крохотная толстая девчушка, под ее вязаными штанишками угадывался подгузник. Сюя стояла, прислонившись к двери. Ни японской одежды, которую ожидала увидеть Анджела, ни прически в виде пучка с двумя палочками, ни широкого пояса, украшенного розой,