Книга Ни океанов, ни морей (сборник) - Евгений Игоревич Алёхин

в клуб «Солянка».

Я повесил вещи на плечиках приблизительно туда, где их взял. И между вещами — одни пустые плечики. Зашел в туалет помочиться и вернулся к нашему столику. Мои сегодняшние спутники как раз только допили сидр и нащупали способ закончить вечер.

— Едем к Тане, — сказала Галя, вставая и начиная застегивать куртку.

— Хорошо, — ответил я, — мы сможем там остаться на ночь? И я смогу?

Потому что под пальто у меня была краденая толстовка, я ощущал себя кем-то вроде актера в сериале. Актер, который не может достоверно прочитать свой текст.

— А у нее завтра выходной?

— Суббота и воскресенье выходные, да. А насчет тебя я пока ничего не сказала.

— Я попробую ей понравиться, — сказал я, подавая Гале сумку.

Пока мы шли к метро, я сунул руку себе за шиворот и выдернул этикетку, чтобы не терла шею. В свете фонаря разглядел, что вещь стоила две тысячи девятьсот рублей. Зачем я это сделал и куда я иду с этими людьми? — спросил я у себя. Но это был неубедительный, наигранный драматизм.

Через турникет я прошел вплотную за Галей, и когда мы встали на платформе, я расстегнул пальто и показал им обновку.

— Блять, ты украл толстовку! — сказал Онотолей.

Галя наоборот обрадовалась и сказала:

— Отличная, тебе идет.

— Чувак, давай ты ее вернешь.

И они принялись тянуть меня в разные стороны. Поезд как раз подъехал, двери открылись.

И Галя говорила:

— Она ему идет! — и тянула в поезд.

А Онотолей наоборот:

— Там нельзя красть! — и тянул на выход.

Но он все-таки поддался нам, и мы все успели запрыгнуть в вагон.

— Чувак, так нельзя, — говорил Онотолей, качал головой и добавлял: — Они ведь мне в кредит дают.

Чтобы он не волновался, я сказал:

— Ладно, я верну ее.

Пока мы ехали, он еще раз сто переспросил меня, точно ли я ее верну, и только на сто двадцатом «да!» успокоился.

Таня мне сразу понравилась. Это я запомнил отчетливо. Еще смутно запомнил, как мы заходили в супермаркет перед тем, как пойти к ней. Что Онотолей купил там вина на последние деньги, а я украл две бутылки шампанского. И что потом мы пили у Тани на кухне. Таня была скромная и приятная и больше наблюдала, чем говорила. Она была на два года старше меня, и этим она мне тоже сразу понравилась. Ей было двадцать шесть лет.

А потом Галя вывела меня покурить на лестницу и сказала:

— Поцелуй меня.

А я говорил, что не могу ее поцеловать, потому что мне понравилась Таня. Галя настаивала и просила, чтобы я ее поцеловал. Она на меня смотрела, как капризная кукла, это меня и восхищало и смешило, но на поцелуй я не соглашался. Как-то я чувствовал, что, если поцелую Галю, мне не достанется никто — ни Галя, ни Таня. Предлагал ей целоваться с Онотолеем, который якобы влюблен в нее, но Галя отвечала:

— Ты красивее, чем Толя, и я хочу целоваться с тобой.

И теперь уж она точно не прикидывалась, что пьяна, и я был пьян, в этом тоже не было сомнений. Но в итоге она меня уговорила на несколько поцелуев в щечку. Я выдал эти поцелуи в режиме «отеческая нежность». А потом мы вернулись на кухню, ели спагетти с фасолью, и Галя обнималась с Онотолеем, и он был рад этому, хотя вроде и понимал, что это все дешевый фарс. Еще был какой-то разговор о вегетарианстве. Таня сказала, что она давно исключила мясо млекопитающих и курицу из своего рациона, но иногда ест рыбу. Тут все и решилось. Сомнений не осталось: мы переспим.

Да, с одной стороны рыбу можно и оставить. Но с другой стороны, это все равно убийство, сказал я. Ведь я тоже сначала хотел оставить рыбу. Потом хотел оставить молочное. Но потом понял, что легче прочертить четкую линию, чем соглашаться на компромиссы.

(Четкая линия, вдруг подумал я. Четкая грань. Straight edge. И вспомнил, как в шутку жена рисовала мне кресты отказа на руках, а я разыгрывал супергероя — истребителя алкашей и развратников.)

Галя и Онотолей были сторонниками мнения, что убивать рыбу — меньшее зло, чем убивать корову. А я говорил, что разницы нет. Рыба тупая, это, конечно, да. Но ведь и младенцы тупые. Но мы же не едим младенцев? Но младенцы могут вырасти умными. Но ведь могут и остаться тупыми, может лучше сожрать их сразу? Или давайте будем жрать работяг, давайте питаться гастарбайтерами? Они ведь не намного умнее рыбы? Но гастарбайтеров есть определенно никто не хотел. Я что-то доказывал, снова словил кураж. Вообще-то, я особо никогда не думал о животных. Я стал вегетарианцем, а позже веганом, только чтобы хоть как-то организовать себя.

— один –

Мы с Таней проснулись рано и готовили салат. Я был более-менее в форме, допил оставшиеся полтора стакана вина и помыл овощи: китайскую капусту, маленькие помидоры, сельдерей. Почистил две головки чеснока. Таня разрубила помидорки пополам, порезала сельдерей, а листья китайской капусты разорвала руками. Добавила зелени, нарезала кубиками черный хлеб и поджарила его на оливковом масле, а я выдавил на сковороду чеснок. Мы все это перемешали, и салат был готов. Я себе сразу отложил порцию, а остальное Таня посыпала тертым сыром. Несколько раз мы поцеловались, пока готовили. Она нерешительно — как будто птичка, не знаю, канарейка, которую кормит малознакомый человек — целовалась со мной.

До этого мы спали в обнимку. Уснули поверх одеяла и в одежде, но я помню, что много целовались сквозь сон, нежно, не взасос.

А теперь мы сидели на просторной кухне в пластиковых креслах. Квартира с высоким потолком, бывшая коммуналка, в ней, помимо Таниной, было еще три комнаты. Две из них сдавались студентам, которые уехали на выходные, а одна была закрыта на ключ. Хозяева, сдававшие эту квартиру, использовали закрытую комнату как кладовку.

День был солнечный, и хорошо было завтракать на кухне в тишине. Мы открыли форточку, чтобы дышать свежим воздухом. Тане было прохладно, и я отдал ей украденную вчера толстовку. Она надела толстовку и уютно подогнула под себя ноги.

— Давай я подарю тебе ее, — сказал я.

Сначала она протянула «не-э-эт», но я сказал, что так будет лучше, потому что толстовка вчера мне досталась