Книга Колокол и держава - Виктор Григорьевич Смирнов

дымы кадильниц — благолепие! Но вдруг как гром среди ясного неба: великий князь властным движением остановил крестный ход. На недоуменный вопрос митрополита Геронтия объявил во всеуслышание:

— Не так идешь, владыка! Надо посолонь, а ты повел нас против солнца!

Затеялся спор. Геронтий напомнил великому князю, что дьякон ходит в алтаре с кадилом по правую руку, а не по левую. Владыке поддакнул побывавший на Афоне игумен, дескать, видел, как в Святой Горе освящали церковь, тоже против солнца ходили.

Ища поддержки, великий князь обвел глазами других старцев. Но все молчали, и только близкий ко двору архимандрит Чудова монастыря Геннадий Гонзов смиренно молвил:

— Твоя правда, государь! Ходить надо посолонь.

Гневно воззрился на изменника Геронтий, но больше спорить не стал, стукнув посохом, снова пошел против солнца, и крестный ход послушно потянулся за ним.

Назавтра про сей случай судачили во всех церквях. Такого бесчиния, чтобы государь с митрополитом прилюдно препирались, еще не бывало. В отместку за непокорство великий князь запретил владыке освящать новые храмы до тех пор, пока их спор не разъяснится. Возмущенный Геронтий удалился в подгородний монастырь, не забыв поквитаться с чудовским архимандритом. Придрался к мелкому отступлению от церковных правил, да и повелел посадить Геннадия в ледник. Пришлось государю ехать к митрополиту, просить вернуться назад, а заодно и помиловать Геннадия, пока тот не закоченел до смерти.

Тот урок государь запомнил надолго. Он успел привыкнуть к тому, что московская церковь поддерживает его во всем, а после женитьбы на Софье Палеолог и вовсе стал мнить себя воспреемником византийских кесарей. А тут вдруг нашла коса на камень. Было о чем призадуматься. С чего бы это вдруг так ощетинились кроткие богомольцы?

Еще одна стычка с митрополитом случилась из-за отобранных государем земель новгородской церкви. Как может благоверный государь отбирать у храмов то, что им паствой завещано, возмущался Геронтий. Заподозрил владыка, что дело этим не кончится. Сегодня Новгородскую епархию обобрали, а завтра на всю церковь посягнут? Не зря говорят: повадится волк к овцам — все стадо вынесет!

2

Не успел великий князь помириться с владыкой, как случилось розмирье с Ордой. Хан Ахмат прислал своего посла с письмом-басмой, а в ней — требование к великому князю немедленно явиться в Орду и уплатить ясак за многие годы: «А если не исполнишь повеление мое, то ведай, что, придя, землю твою пленю и тебя самого рабом учиню!»

В тот же день Иван Васильевич собрал на совет ближних людей. Как быть? Заколебались ближние, у многих взыграла застарелая робость перед Ордой. Завздыхали, уж лучше решать дело миром да послать дары нечестивому, чем христианскую кровь проливать. Заколебался и сам государь. Но тут решительно воспротивилась великая княгиня Софья. Со слезным упреком напомнила супругу, что она выходила замуж за самостийного государя, а не за ханского данника. Поддержал Софью и митрополит Геронтий: негоже православным перед нехристями выю склонять!

На другой день великий князь снова призвал к себе ордынцев. Послов ввели как пленников. Вскочив с трона, Иван Васильевич плюнул на ханскую басму, разорвал ее в клочья и швырнул себе под ноги. Когда посол разразился угрозами, великий князь мигнул охранникам, и те перекололи мечами всех ордынцев, оставив в живых лишь одного.

— Иди и скажи своему безумному хану, — объявил ему великий князь, — да отстанет он от безумия своего, ибо сам я не хуже его и такую же силу имею, и честь, но большую!

Назад отступу не было. Теперь Ахмат пойдет войной, потому как без русской дани ему не выжить. Что ж, пришло время скинуть ярмо Орды! Вот только как поведет себя король Казимир? Не попытается ли воспользоваться войной Ахмата с Москвой, чтобы захапать новгородские земли? Небось до сих пор кусает локти, что не пришел тогда на подмогу новгородцам.

Не успел государь подумать про Новгород, как оттуда пришли дурные вести. Вот уж воистину: помяни черта, а он тут как тут!

3

Перед отъездом в Москву великий князь дал Новгороду четырех наместников: Ивана и Ярослава Оболенских — для Торговой стороны, Василия Китая и Ивана Зиновьева — для Софийской. Все четверо славились отменной лютостью.

Первым делом наместники принялись крушить привычный новгородский порядок. Не только про вече велели забыть раз и навсегда, но и чтоб никаких сходок и братчин! Больше трех не собираться! Посадников, тысяцких, кончанских и уличанских старост отныне не выбирать. Совет господ упразднить, архиепископу в мирские дела нос не совать!

Оставшись без власти, взволновались боярские кланы. Все дела теперь вершились за их спиной. Опустел владычный двор. Лишившись половины доходов, архиепископ Феофил был вынужден распустить большую часть своих слуг-софиян, а заодно и владычный полк, опозоривший себя на Шелони. Сам Феофил редко покидал свои покои, погрузившись в невеселые думы. Тяжкими веригами давило сознание вины перед Новгородом, сердце жгла обида на великого князя.

Простые уличане тоже всколебались. Раньше ведь как? Сами налоги собирали, сам решали, поменять ли заплывшую мостовую или расписать кончанский храм. Попов и тех сами выбирали. Бывало, ссорились, это да, до драки дело тоже доходило. Однако ж потом пили мировую на братчинах, помогали друг другу по-соседски.

А теперь по всем делам, даже пустяковым, надо идти к московским наместникам. А там сидят дьяки да писаря и смотрят на тебя щучьим глазом: что принес? Ежели пустой, сразу от ворот поворот. Судиться — тоже к наместнику. А у него свой закон: кто больше занес, тот и прав. Хочет — казнит, хочет — милует. Чуть что — в крик: я вас насквозь вижу, все вы тут изменники! За малейшую провинность сажают в застенок и держат, пока не выкупят.

По торговым делам и вовсе караул. На въезде-выезде из города поставили рогатки, а за ними московские стражники, со всех требуют опас, то бишь пропуск. А за него тоже плати. От такого откровенного вымогательства оторопели даже привыкшие ко всему ганзейские купцы. Многие свернули торговлю, решив подождать, пока русские не разберутся меж собой.

Трех месяцев хватило, чтобы рассыпались надежды тех, кто верил, что московские порядки лучше и справедливей новгородских. Качали головами, вспоминали Марфу: истинно говорила боярыня — погубит нас Москва!

Прослышав о недовольстве новгородцев, оживился король Казимир. Обнадеживал через своих людей, сулил всяческую помощь. Ему не больно-то верили, поляки — народ известный, стравят меж собой, а сами в сторонке. Но тут объявились неожиданные союзники — обделенные Иваном Васильевичем его братья — князья Андрей