Книга Цвета магии - Джесс Лебоу

нежнейшего инструмента.

- Замолчи, проклятый ребёнок!

Схватив лампу, он поджёг её и, крадучись, побрёл в комнату. Он съёжился от новой звуковой атаки и сжался от страха, в преддверии следующей. Это была его личная каюта – громоздкая мебель, запертые сундуки, мушкеты, абордажные сабли, бочки с ромом и сигары – место, предназначенное лишь для мужчины. Но всё это мрачное великолепие затмила изящно сплетённая корзинка с розовым свёртком из шерстяного одеяла внутри неё, из которой торчали крошечные ручки, шевелящееся, подобно ослабевшей актинии.

- Проклятие!

Круциус осторожно подошёл к корзине, подняв горящую лампу, и взглянул в это вопящее лицо. Он ожидал остаться равнодушным к ребёнку – свёртку, мокрому с обоих концов и пахнущим прокисшим молоком, – и был уверен, что он не будет похож на прелестного малыша, пока от него будет слышен этот истеричный вопль. Но её вопль был криком одиночества и ужаса. Брошенная собственной матерью, одна в незнакомом месте, где её крики не замечали довольно долгое время, а кругом были только ворчащие и грубые моряки… Круциус видел что-то родное в нём, не только в форме глаз и губ, которые были, несомненно, его, но также и в ярости отчаяния покинутого всеми существа.

Судорожные пинки малыша выбили листок бумаги, лежащий рядом с её крошечными ногами, завёрнутыми в пелёнку. Круциус осторожно поднял записку и развернул её. Почерк принадлежал той самой дочери адмирала, которая стоила ему морской карьеры. Он прочитал: «Она твоя. Я не смогу воспитать её».

Круциус нахмурился. - А я смогу, будучи преступником и капитаном капера? - Он схватился за свою голову. - Пора заканчивать с такой жизнью. Я начну новую жизнь и остепенюсь. Я закончу бороться ни за что и начну бороться за всё.

Малышка закончила вопить, став такой несчастной, что Круциус инстинктивно опустил фонарь и записку на пол, и нежно взял её на руки. Его руки оставляли следы крови на розовом одеяльце. Она схватилась за его плащ, мокрый от пота и пролитого пива, и успокоилась.

- Я тут любимая, тут.

Малышка хваталась за пуговицы изо всех сил, стараясь прижаться как можно ближе.

- Проклятие.

Половина экипажа, достаточно трезвая, чтобы расслышать вопль из каюты капитана, успела покинуть корабль в тот самый злополучный час. Кормовая часть корабля была более чем безлюдной глубоким утром.

Женщина на корабле была к неудаче. Девочка на корабле была абсурдом.

Круциус принял решение. Оно казалось достаточно разумным в первый момент, когда несчастное, всеми брошенное создание успокоилось, прикоснувшись к нему. Через час оно стало казаться менее разумным, когда она проснулась, голодная и неумолимая. Она не могла расти на крекерах или вяленом мясе, а пиво было вне вопросов. Ей нужно было молоко. Ей нужна была мать. Не долго думая, окровавленный и полупьяный Круциус спустился обратно в город, в поисках дочери адмирала.

Окровавленный капитан капера, несущий на руках визжащего младенца через центр города в три часа утра, не было обыденным зрелищем на Сумифе.

Круциуса окружил патруль вооружённых солдат. Половина дюжины кулаков почти сразу закончили все его возражения. Его и малышку притащили в полицейский участок. Солдаты обвинили его в воровстве детей и бросили его в клетку с парочкой пьяниц. Один из них оказался человеком, которого ранее этой ночью избил до крови Круциус. Драки тут, к сожалению, строго наказывались. Парень увидел его и обрадовался, что Круциус был более пьян и избит, чем он сам. Круциус был рад, что солдаты не были слишком осторожны с ним. Они относились к его девочке немного лучше, разрешая ей пинаться и кричать в её корзине, стоявшей в углу, пока ходили по своим делам. Он кричал им, чтобы они нашли ей немного молока, проверили, мокрая ли она, привели её мать, сделали хотя бы что-то, чтобы остановить этот непрекращающийся вопль!

В конце концов, полицейские привели дочь адмирала. Она вошла, до сих пор молодая и вызывающе одетая в её голубое ямураанское платье, накидку на её плечах, и с возмущённым отцом, одетым в китель. Ночью, когда Круциус впервые встретил эту женщину, её кожа казалась белой, как слоновая кость. Сегодня ночью её кожа была похожа на лёд, холод от которого пробирал до костей.

Она метнула один взгляд на Круциуса, после на пол, и сказала, - Это девочка не моя. Она ничья. Я сомневаюсь, что этот мужчина похититель. Я сомневаюсь, что он вообще кто-либо.

Круциус вытащил свои руки через тюремную решётку и начал умолять. - Как ты можешь такое говорить? Ты не слышишь её плач?

Белоусый и краснолицый адмирал отодвинул свою дочь за себя. - Моя дочь не водится с головорезами…

- Она водилась со мной три раза той ночью, - прервал его Круциус.

-… И я возмущён, что из-за проделок этого выродка нас вытащили из наших кроватей.

- Подойдите, Адмирал. Вы должны были знать о беременности. Как, вы, можете так сильно заботиться о своей дочери, и так мало о своей внучке?

- Забудьте об этом недоразумении, - сказал один из солдат, сопроводивших эту парочку на выход. - А ты – молчи, и пока лучше бы тебе придумать, как заставить этого ребёнка замолчать тоже.

Круциус никогда прежде не сбегал из тюрьмы. Он был в десятках из них, и у него никогда не было причины сбегать оттуда. Но сегодня ночью ребёнок не оставил ему выбора. Он больше не мог терпеть его крики. Когда солдат развернулся, чтобы в очередной раз придраться к нему, Круциус схватил его мёртвой хваткой, взял ключи и попробовал открыть каждый замок, пока один из них не поддался, и побежал.

Он совершил невероятную глупость, сбежав с младенцем в корзине. Он бежал с погоней на хвосте по улицам Сумифы. На причале он оторвался от своих преследователей достаточно надолго, чтобы схватить одну из коров на соседнем корабле, перевозивших их на бойню. С проклятиями и пинками он затащил упрямое животное на Бэкстаб.

Это было самым тяжёлым отплытием его бригантины из дока. Его экипаж сократился до пяти матросов - пяти пьяниц и пяти крайне ленивых моряков.

После всего произошедшего, на корабле было теперь две женщины – девочка и корова.

- Проклятие, - повторял про себя Круциус, пока доил одну, чтобы поела другая. Эта малышка изменила всё. Если она выживет, и выживет он, то это изменит всё.

Вскоре он обнаружил себя в открытом море с ней, с коровой и без экипажа. Трусливо сговорившись, пятёрка оставшихся взяли один из баркасов Бэкстаба и