Книга Дом Ночи - Дмитрий Геннадьевич Колодан

останется совсем.

— Глупости, — заявила Повариха. — Голова большая, а умишка в ней — с ноготок! Даром что ученый… Ишь чего навыдумывал! Мадам, ну скажите ему!

И сквозь презрение в голосе прозвучал неподдельный испуг. В отличие от Ивы Повариха понимала, о чем говорит старик, и ей это не нравилось. Лицо становилось все бледнее, скоро она уже не сможет себя контролировать. Ива быстро огляделась, высматривая пути к отступлению. Когда все случится, думать будет поздно, а попасть Поварихе под горячую руку ей хотелось меньше всего.

Матушка долго молчала, не глядя на профессора и Повариху. Взгляд бездонных черных глаз устремлен в бесконечность.

— Оставь его, Роза, — сказала она в итоге. — Он знает, о чем говорит.

— Но мадам! — Повариха выпрямилась, и вот тут-то все и случилось.

Роза переменилась в одно мгновение. Ее лицо стало белее мела, белее молока, побелели даже губы. Ее добрые глаза налились кровью, да так, что по белоснежным щекам потекли темно-красные капли. Рот перекосило, а из груди вырвался злобный рык — не человеческий крик, но звериный рев. В уголке рта вспенилась темная слюна. Сорвав с пояса мясницкий тесак, Повариха обрушила его на стол — удар был такой силы, что лезвие по рукоять погрузилось в твердое дерево. Таким ударом она легко бы могла отсечь кому-нибудь голову.

Жильцы, которые сидели слишком близко к переменившейся Поварихе, бросились врассыпную. Даже те, кого смерть, в обычном понимании этого слова, нисколько не пугала. Кое-кто предпочел и вовсе исчезнуть, раствориться в воздухе облачком дыма. Китайские Младенцы с писком забились под стол. К несчастью, Ива была уже слишком высокой и понимала, что под столом на всех места не хватит.

Впрочем, сейчас Повариху нисколько не интересовали ни Китайские Младенцы, ни другие жильцы. Кровавые глаза глядели на Матушку Ночи.

— Безглазая ведьма, — зашипела Роза. — Дьяволово отродье… Да как ты смеешь…

Черная пена пузырилась на губах. На своем веку Ива повидала немало чудовищ и монстров, и страшных, и странных, но лишь немногие из них могли сравниться с переменившейся Поварихой. Роза вырвала тесак из столешницы. На пол полетела посуда: вилки, ложки, тарелки с недоеденным ужином; фарфоровая супница подскочила, будто тоже хотела сбежать. Под столом кто-то захныкал, кто-то заскулил.

Лицо Матушки оставалось спокойным и печальным. Она предвидела перемену, заранее знала, что случится с Поварихой.

— Роза, — вздохнула она. — Ты устала. Тебе нужно отдохнуть.

— Ах ты… — взвыла Повариха, но Матушка уже подняла руку и кончиками пальцев коснулась ее запястья.

Кровавые глаза Поварихи тут же закатились, и она рухнула на пол, как подрубленное дерево. От удара содрогнулся весь дом, лампа закачалась под потолком, и по стенам заплясали длинные тени. Под столом заверещали Китайские Младенцы, расползаясь в стороны. Матушка нагнулась к Поварихе и ласково погладила ее по голове.

— Спи, мой друг, спи… Еще не пришло время для твоей ярости.

Единственным, кто не произнес ни звука, был Сикорский. Он так и сидел в своем кресле-каталке, сложив руки на коленях, с таким видом, будто вообще не заметил, что произошло. Когда он заговорил, то не повернулся к Матушке.

— Мадам, — голос профессора скрипел, как ржавые дверные петли, — когда-то очень давно, когда я пришел в ваш дом, вы мне кое-что обещали… Вы подарили мне надежду.

— Я не дарю надежду, — покачала головой Матушка. — Лишь покой и утешение.

— Вы сказали, что, если я останусь здесь, я снова ее встречу. Это ваши слова, мадам, и я их запомнил. Но этого не случилось. У меня уже не осталось сил, мадам, простите…

Матушка молчала долго, пристально глядя на старика. Над столом повисла тяжелая тишина, никто не смел вдохнуть. Иве казалось, что она слышит, как падает снег за стенами дома, укутывая его в белый кокон.

— Я помню, что будет, — сказала Матушка.

Сказка без конца

Поздно вечером, почти ночью, Ива пришла в комнату Матушки. За высоким окном кружил снег; белые мотыльки порхали в медленном танце, но больше ничего не разглядеть. Не видно ни Леса, ни ограды, ни двора. Только снег и густая темнота ночи. Ива подумала, как там сейчас ее крестный — один, в Большом Лесу? Впал ли он в спячку, забившись в берлогу? Или сидит сейчас в пещере под корнями огромного дерева, жжет костерок и, глядя на огонь, вспоминает о своей крестнице? А может, он бредет через заснеженный лес, выискивая логово Первозверя…

Дверь скрипнула, притворяясь за спиной, и Иву укутал мягкий полумрак. Словно она с головой провалилась в сугроб. В комнате Матушки не горело ни одной лампы, свечи или фонаря. Но сказать, что здесь было темно хоть глаз выколи, тоже нельзя. Свет здесь был свой, особенный: свет остывших звезд и сгоревших созвездий; свет, который существует за секунду до того, как вспыхнет спичка, и свет, который остается, когда гаснет свеча; свет, который светит во снах, когда глаза плотно закрыты.

Ива любила Матушку, однако ей не нравилось бывать в ее комнате. И вовсе не из-за пауков, хотя пауков здесь хватало. Все углы оплела густая паутина, свисала с окна рваной занавеской, по которой непрерывно сновали мохнатые восьминогие создания. Но пауков хватало по всему дому, и не они делали эту комнату особенной.

Здесь Ива казалась себе слишком маленькой как по росту, так и по возрасту. Откуда-то она знала, что эта комната на втором этаже на самом деле гораздо старше остального дома, старше самых высоких деревьев в Большом Лесу и даже старше гранитной скалы. Не было никакого дома, не было луны и звезд на небе, а эта комната уже существовала.

В комнате Матушки не было кровати — Хозяйка никогда не спала. Из всей мебели здесь стояло лишь одно-единственное скрипучее кресло-качалка, вокруг которого валялись спутанные клубки шерсти. Длинными пальцами Матушка перебирала тонкие нити, стучали в руках костяные спицы. Она вязала, но что именно, Ива не имела не малейшего понятия. Может быть, новое одеяло для дочери, поскольку из старого Ива давно выросла? А может, она плела сети: пауки сновали по нитям, раздувшись от зависти.

Скрестив ноги, Ива села на пол рядом с креслом и подняла глаза на Матушку.

— Расскажи мне сказку, — попросила она.

— Какую именно, золотце? Хочешь, я расскажу тебе про снежных зверей и про то, как они ходили искать солнце?

Ива замотала головой:

— Нет. Я хочу услышать сказку профессора Сикорского.

Матушка задумалась, но вязания не прекратила. Крошечный паучок повис на паутинке, пытаясь внести свой вклад в ее работу.

— Это сказка, у которой нет конца, — сказала