Книга Светорада Янтарная - Симона Вилар

Лев тоже заулыбался в ответ и умолк, глядя на нее. Светораде не понравился изучающий ее взгляд, не понравилось то, как изменилась его улыбка, – она стала откровенно похотливой. И княжна тут же заговорила, словно опасаясь, что эта пауза отвлечет императора от идей его «Тактики».

Она стала рассказывать, что по обычаям русов бой чаще всего начинается с перестрелки, а уже потом сходятся силы. И очень важно, как покажут себя лучники перед боем. Она поведала, что на Руси лук держат вертикально, натягивая тетиву до уха, а вот степняки, наоборот, располагают лук горизонтально. Степняцкий лук короче русского, мощнее, требует больше усилий, иначе не натянуть тетиву, но именно такой, короткий и мощный, лук принят на вооружение у печенегов – стрела бьет из него дальше, и его легче приторочить у луки седла.

Она рассказывала медленно и как– то отстраненно. Ибо вспомнила, как некогда все это объяснял ее первый муж, Стемка, прозванный Стрелком. И вспомнив его, княжна словно отдалилась от императора и этой спальни. Казалось, она воочию видит своего Стему, его невысокую, но ладную фигуру, широкий разворот плеч… Вот он рывком откидывает со лба длинный русый чуб, щурит синие глаза… Светорада умолкла, опустив длинные ресницы, как будто хотела удержать в памяти этот дорогой образ. Ее руки, показывающие работу с луком, замерли, а затем слабо упали на шуршащий шелк покрывала. И опять воцарилась тишина.

– Неужели вам самой приходилось владеть луком? – вывел ее из оцепенения вопрос Льва.

Он пытливо смотрел на нее, но опять– таки не вопрошающе, а взволнованно, может, только чуть удивленно. И вновь в его глазах светилось нечто, отчего Светораде стало не по себе, и она даже бросила взгляд на иконы за его спиной, словно надеялась, что небесные покровители помогут ей. Зря она согласилась потворствовать замыслам Николая Мистика. Светораде казалось, что она просто не в силах отдаться императору после того, как наконец– то позволила возродить в памяти дорогой образ Стемида.

Лев тоже проследил за ее взглядом, оглянулся на иконы, лицо его посуровело. И он стал что– то зарисовывать на пергаменте, но нажал сильнее, чем обычно, так что сломалось перо и он еще больше испачкал пальцы чернилами.

– Я могу поведать и про печенегов, про их способ воевать, – тут же поспешила сообщить Светорада.

К ее удивлению, Лев оживился, услышав про это племя, не так давно появившееся в степях, но уже отвоевавшее значительные территории.

«Может, все и обойдется», – со слабой надеждой подумала княжна, наблюдая, как Лев задумчиво покусывает кончик пера, как блестят его глаза на отстраненном лице, как скрипит по бумаге перо, когда он низко склоняется над листом и пишет, пишет…

И вдруг за дверью раздались голоса, шум, а потом створки распахнулись и на пороге возник кесарь.

Светорада только сильнее прижала к груди выроненное было во время объяснений покрывало. Ей стало так стыдно… Она видела Александра в его свободном светлом балахоне, видела, как он стоит и смотрит на них, удерживая широко открытые створки. Лев даже не выпрямился, только бросил на брата мрачный взгляд и продолжил писать. Или сделал вид, что пишет. Ибо лицо его стало пунцовым, рука дернулась, черканув пером почти с визгом.

– Что тут угодно нашему брату кесарю? – спросил он через миг и надменно посмотрел на Александра.

Лицо Александра сперва выглядело гневным. Потом на нем появилось некое подобие удивления, а через секунду он громко расхохотался.

– Силы небесные! Что я вижу? Мой августейший брат весь в трудах, аки пчела. Даже ночью. Даже в опочивальне полуодетой красавицы!

Он опять захохотал и, продолжая смеяться, вошел внутрь, предусмотрительно закрыв за собой дверь. После этого его смех стих. Он так и стоял у двери, удерживая руки за спиной и переводя взгляд с сидевшего с пером Льва на сжавшуюся в комочек Светораду. Потом неожиданно подошел и небрежно прилег в изножье ее кровати. Подперев рукой голову, смотрел на них по очереди. Глаза его блестели.

– Так– так. Я– то думал, что ты расположил эту наяду в Кувуклии,[92]у себя под боком, а тебе пришлось пройти к ней половину Палатия. Неужели дражайшую Карбонопсину не желал огорчать мимолетной связью? Или Николаю не хотел давать повод сообщить латинянам, что, кроме женитьбы, ты еще не прочь потешить себя связями на стороне? Как– то все это не вяжется с твоими разглагольствованиями о нравственности, брат.

Александр говорил шутливым тоном, но в его голосе было столько язвительности, что Светорада даже испугалась. Она ожидала, что базилевс разгневается на своевольного кесаря, однако, как ни странно, Лев выглядел скорее смущенным.

– Твои уста всегда готовы произнести скверные речи, Александр. Неужели ты не видишь, что я работаю тут над «Тактикой»?

– Как же, как же, истинный крест. Даже ночью, даже в покоях госпожи Ксантии. Золотистой Ксантии, янтарно– рыжей наяды Ксантии, – добавил он и попытался поймать под покрывалом ножку княжны.

Светорада испуганно отдернула ее, замерла, переводя взор с одного брата на другого. Сердце ее бешено колотилось. Конечно, она обрадовалась, что кесарь отыскал ее среди ночи, что его равнодушие было показным, но в то же время видела, как помрачнело лицо Льва, и понимала, что если базилевс заупрямится, то плохо будет не только ей, но и кесарю.

Однако Александр не боялся брата. Сказал, что раз тот готов обсуждать свой труд по тактике войн, то и ему есть о чем сообщить Льву. Ведь ранее базилевс неоднократно старался привлечь кесаря к написанию «Тактики», даже отправил его по фемным войскам,[93]чтобы Александр на практике проверил то, что Лев записывает, не покидая покоев Палатия. Но вот он вернулся, ему хочется поделиться познаниями, но император до сих пор не нашел для него времени. Еще бы! Ведь ему куда больше может поведать о войне нежная дева, которую трудолюбивый император вопрошает даже в ночи. Чем же еще заниматься с ней благочестивому Льву, как не обсуждать способы ведения войн?

Лицо императора побагровело от напряжения. Он совсем не царственным жестом поправил за ухом короткий завиток волос, глаза его забегали.

– А ты, Александр, тоже пришел сюда с целью обсудить «Тактику»?

Александр еще шире улыбнулся, глядя на императора. Потом перевел взгляд на замершую княжну.

– Забавное предположение, не так ли, милая? Однако если наш августейший брат повелит, я готов до зари обсуждать в обществе прекрасной женщины любую науку. Но куда с большей охотой я бы вспомнил слова из «Песни песней» Соломона: «На ложе моем ночью искал я ту, которую любит душа моя…»

– Ты иначе смотришь на эти строки, Александр! – гневно повысил голос Лев. – Не забывай, что «Песнь песней» Григорий Нисский[94]запрещал толковать буквально!