Книга Турция до османских султанов. Империя великих сельджуков, тюркское государство и правление монголов. 1071–1330 - Клод Каэн

Если мы попытаемся провести черту, хронологически разделяющую период независимого правления Сельджукидов и монгольский протекторат, что мы считаем фундаментально важным сделать, то увидим, что есть очень мало ссылок на случаи обычной икты, которая продолжала существовать. Отчасти это может быть результатом неполноценности документального материала или указывать на отсутствие интереса к незначительным фигурам, но в любом случае говорить о какой-либо статистике невозможно. Однако, заглядывая вперед, в тот раздел, где мы будем говорить об армии, можно выразить мнение, что в «Руме» икта не имела такого военного значения, как в соседних мусульманских странах. Возможно, что икта в «Руме» должна была отличаться от икты в других странах благодаря тому, что при наличии значительно большего количества государственных земель она применялась к собственности, являвшейся частью этих земель, а не к фискальным правам на частную собственность. Тем не менее те, кто создавал государство турок-сельджуков, знали о том, как икта используется у их соседей и что она не подразумевает передачу собственности, а относится только к доходам с нее. Таким образом, икта в «Руме», несмотря на то что она вырезала куски из общественных земель, как это было во времена раннего ислама в странах, завоеванных арабами, была задумана не как передача собственности, а только как передача дохода, который, как мы видели, из-за своего неопределенного характера был наполовину рентой, наполовину налогом. В дальнейшем в какие-то времена она была связана с несением службы (не обязательно военной) или назначалась пожизненно, обычно не предполагая наследования, и государство могло сохранять на этой территории любые финансовые и административные права, что отличало ее от дарения. Даже случаи такой крупной икты, как Кыршехир и Акшехир, переданные князьям Эрзинджана и Эрзурума в качестве компенсации за утрату права собственности, определенно относились к этому виду. Держатель земли не обладал правом изменять положение населения ни в отношении налогов, ни в каком-либо другом отношении. До определенной степени случай обладателя (мукта) икты в Малой Азии можно сравнить с тем, что существовал в Египте, где контроль государства над всеми землями в целом был таким же жестким.

Эти ограничительные меры, естественно, не означали, что какие-то офицеры или чиновники благодаря различным доходам, которые они регулярно или как-то иначе извлекали на своем посту, не могли накопить несметного состояния, например обзавестись огромными стадами скота на необрабатываемых землях. Мы увидим, что Кей-Кубад был очень строг к тому, что он считал недопустимыми злоупотреблениями. Но это не имело отношения к независимым владельцам, а могло возникнуть только у тех людей, которые имели в своих руках самое большее контроль над иктой (и даже это часто было не обязательно).

В османский период государство должно было возгнаграждать своих воинов земельными наделами, обладание которыми не несло с собой никакой реальной власти и служило только для обеспечения их насущных потребностей. Такие бонусы носили название «тимар». Косвенно признавалось, что между иктой и тимаром существовала связь. Но сейчас нам важно согласовать сам предмет осуждения, не обращая внимания на детали, присущие методу исследования. Если кто-то желает доказать только то, что могла существовать определенная системная преемственность между землями, переданными как тимар, в османский период и теми, которые раньше были известны как икта, то это возможно, хотя до сих пор мне не известно ни одного конкретного тому примера. Однако это не обязательно значит, что концепция тимара выросла из концепции икты и одно слово просто было заменено другим. Если эта идея и была поддержана, то только потому, что слово «тимар» встречается в «Сельджукнаме» Языджиоглу. Но, как мы уже говорили, его применение к периоду сельджуков ничем не оправдано. Языджиоглу использует этот термин в «Сельджукнаме» – адаптации персидского «Seljuknama» Ибн Биби, сделанной в османский период. Этот термин не встречается в собственных сочинениях Ибн Биби, и ученые, которым приходилось работать с текстом Языджиоглу, потому что они лучше знали турецкий язык, чем фарси, виноваты в совершении большой методологической ошибки. Безусловно, необходимо провести совершенно новое исследование вопроса о происхождении слова «тимар» и самого этого института. Это слово персидское и в широком смысле означает «предусмотрительность, средства обеспечения чьих-то потребностей, удовлетворение этих потребностей». Так что переход от этого смысла к техническому значению, определенному выше, становится понятен (так же как латинское beneficium – грант использовалось для обозначения европейского феода). Но, насколько мне известно, это техническое значение не подтверждено ни одним доосманским персидским текстом как монгольского периода, так и сельджукского. Возможно, что Османы позаимствовали его использование непосредственно у византийцев, переведя греческое слово pronoia (предусмотрительность), значение которого в точности эквивалентно значению слова «тимар». Однако здесь не место для обсуждения этого вопроса, и единственное, что мы хотим заявить, – это то, что нет оснований делать a priori определенные выводы в отношении икты у сельджуков исходя из того, что мы знаем о тимаре у Османов.

Более ясное понимание системы налогообложения могло бы помочь нам лучше понимать систему землевладения. Однако чтобы полнее осознать проблемы, решению которых должны способствовать разнообразные сведения, собранные воедино, мы должны снова вернуться к описанию налоговой системы классических мусульманских стран, а также налоговой системы Восточной Римской (Византийской) империи.

В классических мусульманских странах во времена арабских завоеваний земли, которые были включены в состав государства (владения более ранних государств или большие поместья частных владельцев, которые исчезли), как правило, оставались в руках своих предыдущих владельцев на условиях уплаты земельного налога, известного как харадж, соответствовавшего тому, что они платили при предшествующих режимах. На тот момент харадж можно было считать характерным признаком немусульманских территорий, поскольку единственными мусульманами были завоеватели – арабы. Но в дальнейшем он фактически стал взиматься даже с держателей земли, которые стали мусульманами, на том основании, что земля не меняет своей природы. Но к тому времени разница, существовавшая в некоторых регионах (хотя и не во всех) между налогом на землю и подушным налогом «джизья», который переставал взиматься в случае обращения в ислам (после чего он заменялся на «закят», или добровольный взнос, который верующие платили на нужды общины), стала всеобщей. Практическая сложность с распознаванием, в каких случаях существовал один общий налог, а в каких два разных, проистекала из того, что изначально два термина, обозначавшие их, не получили точного технического значения для их администрирования, и потому при их использовании даже в поздние периоды мы часто встречаем джизью и харадж, независимые друг от друга, или недифференцированную комбинацию обоих.

Конечно, земельный налог мог взиматься только с землевладельцев, к которым относили и тех, кто действительно владел землей, и тех, кто являлся держателем земли на условиях практически эквивалентных юридическому владению. Крестьяне, не владевшие землей, являлись арендаторами (музари), они платили землевладельцам ренту, которая примерно соответствовала размеру хараджа с их надела, но харадж взимался властями с землевладельца. Более того, эта форма аренды часто применялась не на «землях, подлежащих уплате хараджа», а на «землях, подлежащих уплате десятины» (ушр). Десятина была старой традицией, но в мусульманском праве она рассматривалась как применение закята в том случае, если завоеванная земля принадлежала мусульманину. В строгом смысле за пределами самой Аравии такое встречалось нечасто, но к такой мусульманской собственности была близка qati’a, щедро раздаваемая новыми государствами из своих владений, которые стали слишком обширны для прямого использования. В этом случае появлялась существенная разница в пользу владельца, или квазивладельца, между рентой, которую платили его арендаторы-крестьяне, и десятиной, которую он отдавал государству, в результате чего предоставление qati’a стало способом предоставления знатным людям материального вознаграждения. Единственным условием, которым оно сопровождалось, было обязательное использование этой земли, для чего на ней селили крестьян, если до этого их там не было.