Книга Во власти речных ведьм - Ирина Арбузова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я зашла под арку и заметила, как невдалеке заплясало пыльное марево. Из него физически проявлялись и оживали более четкие контуры. Нечто… Оторопев, ухватилась за Катьку.
– Полегче! Что еще случилось? – поежившись всем телом, спросила она.
Мой призрачный жизненный опыт был еще невелик. Мироощущение частенько стало непонятным и пугающим. В материальном отношении я могла воздействовать только на деревянные предметы. Не потому ли, что мои просьбушки-воробушки были нарисованы деревянными карандашами в ведный день? Итак, карандаш выводил на бумаге мои нетвердые письмена: «Рядом с софитами и табло – трактир?»
– Трактир?! – изумилась Катюша.
Вот мы стоим перед ним. Нечетко, как сквозь сильный туман или ливень я вижу старую вывеску с ять: «ТрактирЪ». За окном на улицу повернуто меню. Внизу его сноска: «По рабочим карточкам щи». Почти у фундамента подвальное окошко, из него на меня удивленно смотрит девочка лет девяти. Наши взгляды встретились. Она вначале испугалась, но потом… Через несколько минут уличная старая деревянная дверь осторожно отворилась. Девочка была почему-то в длинной ночной сорочке с кружевами и чепчике на голове.
– Ты взаправдашная? – тихо спросила она, закашлявшись. – Я уж загоревала, что мор прошел! Никого не сыскать! – И изможденно заплакала.
Ответить я не могла, просто кивнула.
– Скорей, скорей, – обрадовалась девочка. – Надобно отдать господскую куклу. Христа ради! – заканючила жалобно. – Помоги! Мне страшно, что нянюшку Настю накажут. Воробьев на расправу скор. В тюрьму за меня посадят! – Ребенок опять горько заплакал. – Я заболела и вернуть не смогла… Схоронила госпожу Лану, чтоб маменька не заругала.
Я чуть не подпрыгнула от неожиданности, когда девочка ухватила меня за руку и потащила внутрь дома. Катя! Я-то шла вниз по лестнице, словно через рваное развевающееся полотно, а она провалилась через деревянные ступеньки и упала на каменный пол заброшенного подвального помещения.
Возможно, это была трактирная кладовая. Лежит недвижимо… Жива?! Дышит! Попыталась поднять сестренку. Куда там. Только, когда я коснулась Кати, девочка тоже увидела ее.
– Кто это, призрак? – испуганно прошептала она. – Здесь, через стену еще один мается, плачет, все время причитает: «Ох, погубили, погубили Верку». Да, я А-а-гаша. – И странный вопрос: – Ты ангел?
Оставалось только пожать плечами. Девочка пристально, с какой-то странной надеждой разглядывала меня.
– Этой ночью сон приснился, будто мою душу похитила тьма-претьмучая, бросила в погреб. А сон гадкий вдруг в заправду превратился. И будто долго я здесь плутаю. Смеху-то, сколько раз матушка меня сюда за всяким посылала, а тут как околдовали. – Тяжелые слезы текли по щекам бедной Агаши. – Лестница из погреба в аккурат к уличной двери выводит. Но где же зала, горница, кухня? Где же люди и маменька?! Пуще того, дверь-то уличная цепляет, не пускает, выйти не дает. Словно по кругу, ведьмами речными наложенному, брожу, сколь долго – сама не знаю. Одна я тут! Страшно! Холодно!! На дворе тоже никого и ничего. Повымерло! Смотрю, но только частый серый дождь вокруг квасит. И я все жду, всматриваюсь… Во сне-то, знаю, чудо – красивая барышня появится. Свет от неё, как от души ангельской просиять должен. – Измученная девочка заплакала навзрыд, захлебываясь и кашляя.
Потом Агаша упала передо мной на колени. Хрипло отдышалась и с трудом заговорила вновь:
– Я ей куклу для нянюшки передам, а она, ангел святой, меня из подвала выведет. Вот так! Значит, ты и есть ангел?! Помоги! Что со мной? Не сон, а паутина липкая. Если явь, взаправду – тюрьма гнилая! Обессилела совсем. Страшно мне, холодно и призрак за стеной все плачет и плачет. Видно тоже покинуть это гиблое место не может.
Дрожащие детские руки развернули беленую тряпицу. Кукла Лана, господская, как ребенок сказал. Протягивает Агаша ее, а меня оторопь взяла. Вижу копию дочери Матвея – Лану. Те же утонченные черты, печальные карие глаза. У куклы под цвет камни вставлены. Нос слегка с горбинкой. Ямочки на щеках. Соломенные волосы – пряди настоящих человеческих волос. И платье – Маринкин свадебный шедевр точь-в-точь. Это невозможно! Невозможно, но я держу эту куклу в руках. Странно… Раньше ничего тяжелее карандаша удержать не могла. На автомате подмечаю. У куклы фарфоровая голова и деревянное тело. Значит, все же деревянное… Где-то над головой слышу женские рыдания:
– Агаша, доченька, не помирай! Оставьте… Оставьте… Я своим теплом согрею ее! Она спит. Просто спит…
– А-а-а-а-а, угомонитесь, черти! Верку просто так не возьмешь!! – Это уже, кажется, за стеной, сбоку от лестницы, ведущей наверх.
Странно, я потеряла ее из виду. Эта лестница и люк – маленькая дверь словно проявились от скорбного материнского причитания. И за люком свет… «Ангел», говоришь?! С куклой под мышкой крепко схватила свободной рукой ладошку Агаши. Что есть сил потащила девочку наверх, по лестнице. К свету! Тяжесть неимоверная. Словно прошли через могильную землю из знобкого мрака к теплу и человеческим голосам. К звукам голоса плачущей матери. Я пнула люк, он открылся с грохотом грома небесного. Толкнула Агашу в свет, тот, что ослепил нас в открывшийся квадрат выхода. Сама отшатнулась. В глазах зарябило от цветных всполохов, словно тогда в ведьминой проруби. Зазвенели, застонали в ушах натянутые цепи: «С-сед-ми-ца!!!» И поняла я, что одним из всполохов, как видеокадр, было то, что произошло сейчас. Своими руками я исправила порванное звено в сети речных вед, то, что должно было произойти в прошлом. В прошлом, задолго до моего рождения! Не сразу очнулась от полученного шока. Казалось бы, бред полный, но… кукла в руках. Кругом темно. У ног что-то зашевелилось. Катя?! Очнулась! Слава Богу! А рядом, кажется, за той стеной, приглушенные всхлипы:
– Какая же дура я была! Дура!! Погубили. Обманули. Живьем закопали. «За работу…» – у-у-ух, этот тварюга Олег сказал. В двухлитровую пачку сока соломинку воткнул. – И через всхлипы: – Апельсинового! А его терпеть не могу! И он кончился. Все, пропадаю! Про-па-да-ю…
Не иначе как несчастная Верка. Катюша закашлялась и встала.
– Ну и вонь! Задохнуться можно. И у меня, кажется, слуховые галлюцинации.
Значит, она тоже Верку услышала. Надо было спасать дуреху и выбираться. Но как? В подвале темно, страшно и холодно. В руке сестренки тепло загорелся фонарик. Его свет задержался на кукле.
– Что за махер? – Катя отобрала у меня госпожу Лану. – И платье, ты только глянь, платье-то! Что за наваждение?
– Лю-лю-ди?! – полоумный вскрик за стеной, тупой стук – с той стороны в стену чем-то ударили.
Катя нашла грязную скалку, старую, но дубово сохранившуюся. От второго сигнального простукивания неожиданно в стене образовалась брешь. Не кирпичи воробьевские, а гипсолит сгнил от влаги и времени. Заложенный им дверной проход удалось разнести за пять минут. Браво, сестренка! Через взвесь разрушений мы увидели запорошенную гипсолитовой пылью неподвижно сидящую фигуру. На лице проклюнулись плачущие глазки. Вера? Руки и ноги связаны. Кроме фонарика странное помещение подсвечивал скудный рассеянный столб света откуда-то сбоку, сверху. Круглое зарешеченное окошко моргало чередой неясных теней.