Книга Паучий случай - Кристина Юраш
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Арахниды осознают себя с самого рождения. Они способны мыслить и чувствовать. Это сродни инстинкту выживания…».
- Хорошо, что ты умерла, - нервно усмехнулась я, вспоминая портрет. – Иначе бы я лично прикончила тебя! И не потому, что люблю твоего мужа, нет! Ребенка я не прощу!
Я бросила книгу обратно и закрыла тайник.
Я честно пыталась отогнать мысль о том, как мой маленький паукан тянулся к маме… И как маленький, напуганный, не понимает, почему на него обрушилось что-то огромное… И почему ему нечем дышать…
На полу лежал чужой медальон. Я сунула его в корсет. Потом спрячу обратно.
- Он убежал в лес, - послышался голос в дверях. Я подняла глаза на бледное лицо отца. – Бал уже начался!
- Как? – выдохнула я, пытаясь осознать смысл слов. – Один? В лесу? Маленький? Напуганный?
- Собирайтесь. Мы идем в лес, - закусила я губу. – Никакой стражи! Никого! Это должны быть знакомые ему люди. Вы и я! Остальные просто напугают его!
- Ты уверена? – произнес Риордан, пока я сгребала леденцы в тряпочку.
- А теперь на секунду представьте себе. Вы маленький и напуганный до смерти. А на вас несется огромный дядька с факелом и в доспехах! – выдохнула я, бросаясь из комнаты.
Где-то играла музыка, слышались голоса гостей. Но я бежала вслед за Риорданом в сторону выхода.
- Как это произошло? Кто его выпустил? - задыхалась я на бегу.
- Слуги открывали двери. Он прошел через помещения для слуг, - послышался голос впереди.
Мы вылетели в сад.
- Может, он в саду? – прошептала я, осматриваясь. – Милый, не бойся. Это я… Иди сюда!
Кусты шелестели. Ночной ветерок гулял по цветам. От непривычного свежего воздуха у меня начинала кружиться голова.
- Мы искали, но не нашли, - нам навстречу бежал небольшой отряд с факелами.
- Ой-е-ей, - прошептала я, хватаясь за сердце. – Попросите их свернуть поиски.
За садом была широкая дорога. Дорога уходила в дремучий лес. Отличное месторасположения замка! Просто шикарное! Я уже давно заметила, что чем дремучей лес, тем больше замков в нем понатыкано.
Я отобрала фонарь и бросилась по дороге. Мы шли, прислушиваясь к каждому шороху.
- Смотри, - прошептала я, наклоняясь с фонарем к лопуху. На нем была разноцветная паутина. – Спасибо вам, дорогие фломастеры! Нам туда!
На улице было зябко и прохладно. Мне на плечи обрушился чужой тяжелый, как шерстяное одеяло плащ.
- Отлично. Вы взяли плащ. Я фонарик. Мы молодцы, - усмехнулась я, высматривая движение среди деревьев.
Мы блуждали по лесу уже минут двадцать. Над нами сухими ветками шумели исполинские деревья. Кое-где нам попадалась разноцветная паутинка. Но самого наследника не было.
- Это не его. Она слишком большая, - послышался голос надо мной. Свет фонаря освещал огромную какашку. Я сидела над ней с палочкой и искала заветные колпачки.
- О, зря вы так, - отозвалась я, убедившись, что это точно не наше. Паутинка потерялась еще десять шагов назад. Палочка полетела в кусты.
- Замерзла? – послышался шепот.
- Нет, - ответила я, дыша паром на свои руки. – Вовсе нет! Просто проверяю т-т-температуру на улице…
Я даже сделала несколько шагов вперед, чтобы дать себе время проглотить горький ком. Для убедительности я даже пошуршала зловещими кустами.
Паутинки не было… След потерян.
- Если я обниму тебя, то все начнется сначала, - произнес голос за моей спиной.
- Лучше не надо, - прошептала я, скрывая слезы. Когда я успела? Я же все время посвящала ребенку? А тут любовь подкралась незаметно.
Я грела руки друг об друга и глотала свой горький ком. Мои ноги брели по зарослям. Подняв юбку, я перелазила через корни огромных деревьев.
- Малыш, ты где? – осипшим голосом в отчаянии звала я. – Иди к маме…
И тут я поняла, что сказала.
- Раньше я бы убил тебя за такие слова, - послышался голос за спиной.
- Неужели? А что? Лучше называть матерью ту, которая душила тебя подушкой? – не выдержала я, резко обернувшись. – Красавицу с портрета в твоем кабинете!
- Что?!! – послышался голос. Лицо побледнело.
- Эти слухи уже давно ходят по твоему дворцу! – выдохнула я. – Что мать душила ребенка подушкой. В последние минуты своей жизни! Просто брала и душила. Если бы она этого не делала, ваш сын бы сейчас сосал леденец на балу!
- Я не верю, - в голосе прозвучал металл.
- Ах, не верите? Соберите всех слуг. Пообещайте им, что никого не тронете, если они скажут правду, - сжала кулаки я. – И тогда узнаете, что произошло в тот день на самом деле!
- Ты хочешь сказать, что она меня не любила? – послышался странный голос. Меня взяли за руку. Крепко.
- Я ничего не хочу сказать! – дернулась я, пытаясь вырвать руку. – Меня там не было! И быть не могло!
Я дернулась сильнее. Платье съехало. Из корсета вылетели слипшиеся леденцы и серебряная цепочка.
Мой взгляд упал на листву. Медальон поблескивал в лунном свете, проникающим сквозь черную листву.
- Откуда он у тебя? – резко спросил Риордан. Но мою руку не отпустил.
- Нашла, - выдохнула я. – А что? Поверьте, я не имею привычки воровать чужие вещи.
- Ты открывала его? - бледная рука подобрала жеванную цепочку.
- О, я вас, наверное, сильно расстрою, - вздохнула я, чувствуя, как в сердце оживает слабый лучик надежды. – Там мужик противозачаточной внешности! Я предупредила…
Медальон не хотел раскрываться. Меня отпустили. Две половинки искусанного детским зубками медальона раскрылись.
- Ты живешь в комнате, которая раньше принадлежала покойной королеве, - послышался негромкий голос. – И этот медальон я лично дарил ей. В нем было два портрета. Ее и мой.
- Поздравляю! – усмехнулась я. – А теперь там один! Ваш, так сказать, семейный мужик!
- Я не могу в это поверить,- послышался тихий голос. – Медальон на бледной руке дрожал. - Не могу…
Рука подняла с земли конфеты, завернутые в бумажку.
- Так, это ребе… - начала я, видя, что завернула их в наш «черновик». Он был весь исчеркан фломастером, сохранил следы конфетных подтеков.
- Яд не подействовал. Не могу понять почему. Мне надоело играть эту дурацкую роль… А мне приходится это делать каждый день… Я хочу к тебе… Больше жизни хочу… - прочитал Риордан.
Повисла тишина. Где-то орал сыч. Шелестела листва. И скрипели старинные деревья. Но если прислушаться, то можно было услышать, как медленно крадется к любимому страшное осознание.