Книга Швея-чародейка - Ровенна Миллер

В ателье был почти нормальный день: шелк, хлопок и лен с помощью игл и ниток превращались в платья и жакеты. Эта магия никогда меня не подводила. Под ловкими руками Алисы рыжий жакет, начатый этим утром, приобрел свою форму. Я занялась розовой плиссированной отделкой, а Пенни принялась обшивать гранатово-розовое платье, которое было зачаровано на крепкое здоровье. Я могла бы слиться со знакомыми ритмами ателье и забыть о задаче, к которой должна была вернуться, но с наступлением вечера длинные тени прокрались в магазин, и Пенни с Алисой начали собираться домой. Мне стало ясно, что моя пытка неизбежна. Как только они ушли, я вернулась в свой угол и снова взялась за иглу.

Начинать пришлось с того же места, что и раньше. Я воображала неудачи и старалась наложить их на ткань вместе со стежками. Ничего не получалось, кроме зазубренных неровных швов, которые отражали мое разочарование, нарастающее в груди и перехватывавшее дыхание. Я что-то упускала – что-то непонятое Пьордом, поскольку он знал только книги и теории, а не живую практику. Я не хотела выискивать это сама и ненавидела его за принуждение. У меня возникло гадкое чувство – злой темный котел, похожий на сердцевину сливы.

В тот момент я осознала разницу между чародейством и наведением проклятия. Раньше я представляла удачу и вносила ее в мои чары – то есть просто визуализировала хорошие случаи и получала доступ к некой огромной радости, которая существовала вне моего воображения. После этого возникал свет вокруг моей иглы. Я не создавала его, как пыталась сделать с проклятием с помощью мыслей. Мне оставалось лишь использовать его. Я научилась видеть свет, получать к нему доступ и подхватывать иглой – или по крайней мере умом. Я перестала искать и в то же время не искать его. Он позволял мне забывать, что я чувствовала его.

Значит, нужно искать темноту – уловить ее сначала через невидимую внутреннюю карту, подобную той, которую я создала для света. Начинать нужно было с гнева – со злой ямы ненависти. Сначала я просто вообразила ее, намечая контуры своими темными мыслями и все более втягиваясь в эту яму и в саму себя. Затем я заставила себя вернуться и попыталась связать то, что чувствовала, с чем-то во внешнем пространстве, с идеей о живой и независимой сущности, каким был свет. Я почувствовала странную уверенность, что она была там – черная и холодная, во мне и вне меня, замедлявшая внешний эфир, как это делал свет. Потянув ее к себе, я ощутила сильное сопротивление. Мне не хотелось видеть тьму на обычном тренировочном занятии. Мне мешал какой-то первичный инстинкт – инстинкт, который заставлял кроликов убегать от лисиц и ястребов, который пугал людей на темных аллеях и в глубоких пещерах.

Я оттолкнула прочь это сопротивление, пытаясь забыть, что делала. Казалось, что передо мной открылась пусть крохотная, но все же главная дверь. И я увидела тьму. Я смогла отследить свое понимание тьмы в чем-то внешнем ко мне и наконец увидела ее – черную, блестящую, отталкивающую и привлекательную.

Не думая о последствиях, я потянулась к ней и мысленно схватила темную прядь – как я делала с чаросоздаюшим светом. Потянув ее к себе, я привязала тьму к своей игле и сделала первый стежок.

Тонкий черный луч обвился вокруг иглы и, войдя в ткань, остался там. Закончив шов, я приподняла голову. Мои глаза будто горели, а голову сдавило со всех сторон. Я опустила иглу и поморгала, отгоняя тошноту, а потом подбежала к мусорному ведру, где мой желудок изверг свое содержимое. Я закашлялась, на глаза навернулись слезы.

У меня появилась новая способность, поняла я, ощущая свинцовую тяжесть в своем пустом животе. Я могла создавать проклятия. И, в отличие от освежающей радости после чародейства, наведение проклятия брало с меня дань таким жутким способом, какого я прежде не встречала.

23

С моим новым пониманием проклятий мне осталось лишь ждать заказа Пьорда. Тем временем я продолжала управлять ателье, словно ничего не происходило. Подготовив за неделю платье леди Виолы, я решила не отправлять посыльного, а бесстыдно напроситься на встречу, придя к ней домой. Я подумала, что Пьорд был прав – у меня возникнет тяга к леди Сноумонт, если я буду часто входить в ее двери. Прежде чем выходить из ателье, я внимательно посмотрела в окно. По пути я пыталась держать на расстоянии свое чувство вины от того, что так грубо обманула Пенни. Это не помогало.

Когда я свернула за угол – там, где улица расширялась у реки, – что-то промелькнуло на периферии моего зрения. В мой обзор попала фигура, шагавшая за мной и отстававшая на несколько шагов. Мой взгляд зацепился за полоску красного цвета. Похоже, мужчина сунул свою шапку за пояс, и та выглядывала из-под его жакета.

Я ускорила шаг, но он шел за мной, словно совершал некий сложный военный маневр. Мой швейный набор в кармане плаща – маленькая сумочка с иглами, нитью, воском и острыми ножницами – бил о бедро. Я обхватила его пальцами, нашла ножницы и сжала их в руке.

Мужчина – ничем не примечательный, кроме красного колпака – был все еще позади меня, пока я шла к дому леди Виолы. Выйдя на оживленную улицу, я прошла около двух кварталов и свернула в узкий переулок. Не позволяй вору или повесе выманить тебя из многолюдного места, всегда говорил Кристос, лучше драться, чем позволять кому-то брать то, что им не принадлежит.

Мои пальцы сомкнулись на ножницах – единственном оружии, которое у меня было. Но что, если мужчина является ищейкой Пьорда? Что мне делать? Если я стану сражаться, Пьорд ответит тем, что навредит моему брату. Хотя этот мужчина был одним из многих, которых профессор имел в своем распоряжении. Это не моя проблема, а Пьорда. Я позволила ножницам упасть в мой карман. Если он хочет следовать за мной, то я не могу остановить его.

Он скрылся из вида, когда я приблизилась к воротам Виолы. Украдкой я проследила, как он пересекает улицу и прячется за большим деревом. Горничная впустила меня и объявила о моем визите Виоле, затем попросила подождать в приватной комнате. На мольберте в углу стояла незаконченная картина. Женщина, облаченная в пышное платье, смеялась с холста, откинувшись в кресле. Богатые цвета в центре картины сменялись по краям чисто белым. Сюжет был не закончен. Я прищурилась и узнала обивку кресла, в котором сидела женщина. Она пристально смотрела на меня через комнату.

Я поняла, что ее писала Виола. Картина была очень личной – интитмная обстановка будуара, слегка распахнутый халат, естественное смеющееся лицо. Я почувствовала себя вторгшейся в чужое пространство. Это был не официальный портрет, а то, чего я не встречала прежде. Словно набросок, поймавший сцену из жизни.

– Наверное, вы хотите примерить платье, – войдя в комнату, произнесла Виола.

Ее голос звучал, как колокольчик. Она увидела, что я смотрю на картину, и остановилась.

– Красиво сделана. Картина, я имею в виду.

Лучше бы этот холст не попадался мне на глаза.

– Спасибо, – сказала Виола, высвобождая булавки, которые скрепляли ее платье. – Хотя портрет следовало бы убрать перед тем, как вы зашли.