Книга Любовница группенфюрера - Элли Мидвуд

Кто был этот «Р».? Предположение группенфюрера Мюллера о том, что это были люди из сопротивления, я сразу же отмела. Шеф гестапо решил, что их мотив был явно политическим, потому как мы с Генрихом оба работали на РСХА. Только вот герр Мюллер и понятия не имел, что мы и с сопротивлением находились в тесном контакте, а они вряд ли стали бы рубить сук, на котором сидели.

Первое имя, которое пришло мне на ум, было Ульрих Райнхарт. Он никогда не скрывал своей ко мне ненависти за то, что я так сильно «навредила его карьере» после того, как он напал на меня в театре, и я рассказала обо всём моему будущему мужу. Он даже в открытую поклялся «уничтожить» меня, а уж если это не угроза, то я не знаю, что ещё. Только вот меня смущало одно: стал бы он тайком пробираться на мой задний двор, чтобы убить мою собаку? Это было совсем не в его духе: он бы скорее пробрался ко мне прямиком в спальню, и зарезал меня вместо животного.

Спустя десять минут, проведённых в пустом разглядывании чистого листа бумаги, на котором я должна была составить список людей, имена которых начинались с Р, я поняла, что у меня не было ни одного кандидата, хотя бы отдалённо подходящего по критериям. Если, конечно, не рассматривать вариант того, что Рейнхард Гейдрих восстал из мёртвых и решил отомстить мне за организованное на него покушение. Я даже хихикнула от этой мысли, но затем вдруг сразу посерьёзнела. А что если кто-то узнал? Кто-то достаточно близкий к нему, кто хотел отмстить за его смерть, но не мог сделать это в открытую? Жена? Да нет, полнейший абсурд. Во-первых, женщина на такое не способна. Кто-то из членов семьи? Может, брат? Да нет же. Откуда ему было бы об этом узнать? О покушении знали только двое, группенфюрер Кальтенбруннер и я. А что, если он кому-то рассказал? Напился и похвастался о том, как убил бывшего шефа РСХА одной из своих подружек? Это тоже вряд ли, своей собственной жизнью он так рисковать не стал бы. Кто же тогда?

Громкий, настойчивый стук в дверь заставил меня едва ли не подпрыгнуть на стуле, но я быстро взяла себя в руки и пошла открыть её. Убийцы никогда не стучат, а к тому же, у меня вокруг дома разгуливало четверо гестаповцев, чьим любимым времяпрепровождением было стрелять по живым мишеням. Если уж они кого-то пропустили, то я была в полной безопасности. Я решила, что это должно был быть Макс, который обещал моему перепуганному до полусмерти мужу прийти и навестить меня после работы.

Но это оказался совсем не Макс, а доктор Кальтенбруннер, и он впустил себя в дом, не дожидаясь моего приглашения.

— Простите, что не мог прийти раньше, я был в Рейхканцелярии весь день, и Мюллер только сообщил мне о том, что случилось, когда я заехал в офис за бумагами. У вас всё в порядке?

— Кто-то перерезал горло моей собаке и написал кровью «Твой черёд скоро придёт» рядом с трупом. Если это можно назвать «порядком,» то да.

— Простите. Я совсем не это имел в виду. — Он опустил глаза в пол. — Я только хотел спросить, не тронул ли кто вас.

— Кроме вас и тех синяков, что вы мне на руках оставили? Нет, никто.

У меня рука чесалась ещё раз ему хорошенько дать по лицу, но я решила, что моего сарказма пока будет достаточно. Он, похоже, всё-таки искренне за меня переживал.

— Я и передать не могу, как я сожалею о произошедшем, фрау Фридманн. — Он посмотрел на мои руки, скрещенные на груди, но всё же воздержался от того, чтобы взять их в свои и осмотреть едва заметные следы, что он на них оставил. — Я бы никогда вас не обидел. Вы слишком мне дороги. Я всегда хотел только одного: защитить вас от других.

Я отвела взгляд. Вообще-то, как мне не хотелось это признавать, он был прав. Сначала от гестапо, когда те хотели отправить меня прямиком в лагерь после того, как моя бывшая коллега увидела мой кулон со Звездой Давида; затем от того же гестапо, когда они чуть не поймали меня с радио в Польше, затем от Ульриха Райнхарта, когда тот пытался угрожать мне в тёмном коридоре РСХА; он помог мне организовать покушение на Гейдриха…

— Только вот от себя я вас защитить не могу. — Доктор Кальтенбруннер вынул бумагу из внутреннего кармана пальто и протянул её мне. — Я подписал вашу просьбу об увольнении, но вы по-прежнему будете получать месячное жалование отставного сотрудника, пока я буду занимать пост шефа.

— Это совсем не обязательно.

— Нет, вы это заслужили. Это меньшее из того, что я могу для вас сделать после всего, что вы для меня сделали. Шелленберг был прав, когда говорил, какой вы незаменимый помощник. А я взял и сам всё испортил.

— Не буду спорить.

— Простите. За всё, и… Что ж, я не буду дольше вас задерживать, я знаю, что вам неприятно моё присутствие и… Я это заслужил. Я только остановился, чтобы убедиться, что вас надёжно охраняют. Я уже проинструктировал группенфюрера Мюллера о важности этого дела, и сам лично буду следить за его ходом. И примите мои соболезнования по поводу вашего маленького четвероногого друга. Мне правда очень жаль.

Я пыталась сохранять непроницаемое лицо, но его печальные глаза и тихий голос делали это почти невозможным. Это не циничный, жестокий шеф РСХА стоял сейчас передо мной, а настоящий доктор Кальтенбруннер, мягкий и интеллигентный человек, каким бы он был, если бы не эта война и его позиция в СС, так сильно его изменившие.

Он в последний раз склонил передо мной голову и направился к двери.

— Постойте! — «Дьявол, что я делаю?» — Если хотите, то можете остаться на пару минут, чтобы мы могли обсудить мои предположения о том, кто мог это сделать… О расследовании… Если вам интересно.

Он принял моё приглашение с явным удовольствием.

— Безусловно, фрау Фридманн.

Пара минут превратилась в пару часов, в течение которых мы выпили достаточное количество кофе, которое могло бы убить здоровую лошадь (я предложила группенфюреру Кальтенбруннеру бренди или коньяк, но он вежливо отказался), но в плане списка не продвинулись ни на йоту. Макс, который зашёл позже, как и обещал, не мог скрыть своего удивления, увидев сидящего в моей гостиной шефа РСХА, и мудро решил оставить нас одних. Наверное, подумал, что если уж сам начальник был здесь, то за меня можно было не волноваться.

Когда доктор Кальтенбруннер всё же собрался уходить, он тепло поблагодарил меня за кофе и моё гостеприимство, и сказал уже в дверях:

— Не зацикливайтесь на этом «Р,» фрау Фридманн. Это мог быть кто угодно. Но ни о чём не беспокойтесь, здесь вы в полной безопасности. Хотя на всякий случай возьмите это. — Он вынул из кармана небольшой блокнот, что всегда носил с собой, и нацарапал что-то, вырвав после этого лист и протянув его мне. — Это мой домашний номер. Вы можете звонить мне в любое время, если вам вдруг станет страшно. Я сразу же приеду.

Я взяла листок и кивнула.

— Благодарю вас, герр группенфюрер.

Он улыбнулся мне на прощанье и вышел на улицу. Агент гестапо, дежуривший у передней двери, вытянутся перед начальником, когда тот проходил мимо и отозвался громким «Так точно, группенфюрер!» когда тот что-то тихо ему сказал. Я закрыла дверь.