Книга Жена Болотного царя - Купава Огинская

Он уделил новой проблеме не больше секунды, после чего жестом велел нам исчезнуть.

И мы побежали.

Опасливо, по стеночке, мимо последнего грола, едва отвлекшегося на нас, дальше по улице, завернули за угол и наткнулись на преграждавшую дорогу паутину. Она была похожа на рыбачью сеть и тянулась от дома с одной стороны до дома с другой стороны, от самой крыши до свай. Была белой, густой… и дрожала.

— Нам надо обратно. — Агнэ потянула меня назад, не отрывая глаз от того, что творилось наверху.

Проследив за ее взглядом, я с трудом сдержала стон разочарования.

— Проворный, гаденыш.

Огромный зеленый паук быстро, с каким-то жутким изяществом, доплетал свою паутину.

Мы отступили назад. Зажатые между пауком и царем, добившим грола и тут же ввязавшимся в новую схватку.

Когда с крыши над нами закурлыкала крылатая нечисть, ну просто сестра той, которую Ксэнар разрубил еще на площади, я уже даже не удивилась. По-другому быть не могло.

Топи не желали оставлять нас в живых.

— В курятник! — решила я после секундного промедления, которое вполне могло стоить нам жизни.

Повторять дважды не пришлось.

Агнэ проворно выполнила команду. Перескакивая через ступени низкой лестницы, она первой влетела в темное, пропахшее птичьей жизнью нутро. Я не успела ее остановить и, спеша следом, лишь надеялась, что внутри курятника нас не поджидает очередная нечисть…

Внутри было пусто.

Хотелось верить, что куры просто разбежались и не были съедены голодной нечистью. Отсутствие крови или неожиданных куриных частей, необходимых для полноценной жизни, обещало счастливый исход хотя бы для глупой птицы.

Я захлопнула дверь, пошарила по дереву в поисках задвижки, но ничего не нашла.

— Действительно, разве куры запираются на ночь? — злясь на себя, прошипела я. И вздрогнула, когда с той стороны в дверь что-то врезалось.

Нечисть утробно рычала, царапала когтями дерево, билась в стену, но не могла догадаться просто потянуть за ручку.

Это успокаивало. Пока я ее держала, дверь ни за что не должна была открыться.

— Рагда?

— Все хорошо, — заверила я царевну. От особенно сильного удара дверь ощутимо вздрогнула. — Скажи, а у тебя оружия случайно с собой нет?

Агнэ нервно хихикнула.

— Нож подойдет?

— Давай. — Я не глядя протянула к ней руку.

Царевна послушно вложила мне в ладонь маленький ножик. Все его достоинство заключалось в самоцветах, вделанных в рукоять и рассыпанных по ножнам.

— Таким оружием можно разве что глаз выколоть… — разочарованно протянула я, на ощупь оценив длину лезвия.

— Что-то опаснее отец бы мне точно не купил, — вздохнула Агнэ.

Упрямая нечисть еще раз врезалась в разделявшую нас преграду. Царевна отшатнулась, наступила на что-то в темноте, ойкнула, а потом заорала. И вместе с ней, визгливо и прерывисто, завизжало что-то еще.

— Агнэ!

Я бросила дверь, надеясь, что нечисть не успеет сообразить, как к нам пробраться, а сама дверь не распахнется приветственно после следующего удара.

Я налетела на царевну в темноте, схватила ее за плечи, почувствовала, как что-то маленькое и верткое перескочило с нее на меня, и завизжала уже сама.

Острые коготки царапали лицо и шею, а маленькие лапки больно дергали за волосы. Я пыталась схватить то, что набросилось на меня, но боялась сжать на нем пальцы. Отмахивалась, отбивалась… в итоге задела жесткое тело зажатым в руке ножом и обрела свободу.

Шею обожгло горячей болью, и мелочь попыталась сбежать. На пол почти неслышно упало что-то легкое, но я не обратила на это внимания. Качнулась вперед, горя жаждой мести.

Под ногой хрустнуло стекло.

И дверь в курятник распахнулась.

Сердце сжалось от ужаса, когда я представила, что это нечисть догадалась, как можно нас достать.

— Что случилось?

Я задохнулась от облегчения, услышав обеспокоенный голос царя.

Он стоял в дверном проеме, склонившись под низкой притолокой, и вглядывался в темноту.

— Тут нечисть, — каркнула я. — Мелкая.

Ксэнар кивнул, осмотрел потолок и велел:

— Выйдите, я разберусь.

На земле, около деревянной лестницы, лежало обезглавленное тело летучей ящерицы и осиротевшее без лезвия, залитое кровью топорище.

Выбравшись в густой полумрак, чувствуя, как ночь все ощутимее давит на плечи, я с трудом смогла разглядеть израненное лицо растрепанной царевны.

— Ужасно выгляжу? — спросила она, поймав мой взгляд.

— Подозреваю, так же, как и я.

Мы стояли посреди улицы, полной мертвых тел, растерянные и напуганные. И не плакали.

Поразительная сила духа для барышень нашего положения.

Первым, что сказал Ксэнар, выбравшись из курятника, было хмурое:

— Вы ранены.

Измученный, залитый кровью нечисти вперемешку со своей, он озабоченно разглядывал наши лица.

Первой рассмеялась Агнэ. Потом я.

Когда царь оказался рядом, не заметила, просто позволила себе вжаться в его плечо и сдавленно всхлипнуть. Смех душил, обещая в скором времени привести за собой слезы. Я крепилась.

Царевна тихо, сдавленно заплакала, уткнувшись носом в грудь отца, я чувствовала, как подрагивают ее плечи.

— От вас ужасно пахнет, — сказала я, желая отвлечь себя от возможных слез. И сильнее вжалась лбом во влажную рубаху на его плече.

— Нужно уходить, — ответил Ксэнар, здоровой рукой гладя Агнэ по голове. Раненой он прижимал меня к себе. Из-за чего я почему-то чувствовала себя виноватой.

— Там паук, — сообщила я и скомкала в кулаке рубаху на его боку, прежде чем угрожающе предупредить: — Он огромный, и вы не будете с ним драться.

— Не испытываю никакого желания, — заверил меня царь. — Да и топор сломался. Мы обойдем.

ГЛАВА XVI. Беспокойность

Ксэнар запер нас в доме. Чудом избежав еще трех столкновений с нечистью — безоружный, царь оказался похвально осторожным и здравомыслящим, — он доставил нас в самое безопасное место, какое только мог представить, — в свой дом. Отказался слушать голос разума в моем лице, прижал раненую ладонь к косяку двери, вымазал его своей кровью, отчего по стенам прошла легкая рябь, и захлопнул дверь прямо у меня перед носом.

— Вы же безоружны! — крикнула я и со всей силы пнула разделяющую нас преграду. И уже тише добавила: — И ранены.

— Отец всегда такой, — пожаловалась Агнэ. — Ведет себя так, как будто его жизнь ничего не стоит. А за опасные выходки ругает только меня.