Книга Найти виноватого - Джеффри Евгенидис

Она искала в интернете тех, кто столкнулся с подобной ситуацией. Как обычно, потребовалось всего несколько поисковых запросов, чтобы найти форумы, где жаловались, советовали, оправдывали, молили о помощи и утешали. Некоторые женщины, в основном образованные жительницы больших городов, говорили об этом крайне эмоционально, словно находились в очередном эпизоде дурацкого ситкома. Они описывали своих родителей как доброжелательных людей, которые пусть и раздражали тем, что вечно лезли не в свое дело, все же искренне любили своих детей.

«Короче, мамаша постоянно раздает мой адрес новым знакомым. Недавно мне написал отец какого-то чувака и начал задавать всякие личные вопросы, типа сколько я вешу, и курю ли я, и не принимаю ли наркотики, и есть ли у меня какие-нибудь проблемы со здоровьем или по женской части, о которых ему надо знать, и все это для того, чтобы оценить, гожусь ли я в жены его сынку, которому я бы не дала даже из жалости, даже если б мы были на „Бернинг Мэне“[45] под экстази!»

Некоторые женщины, наоборот, поддались родительскому давлению. «Вы хотите сказать, что это хуже, чем сайты знакомств? – писала одна из них. – Хуже, чем когда в баре тебе в лицо дышит пивом какой-то мужик?»

Но были и совершенно ужасные сообщения – от девушек, близких по возрасту к Практри. Эти девушки плохо умели выражать свои мысли: возможно, они учились в не очень хороших школах или жили в Штатах совсем недолго. Практри запала в душу история одной девушки, которая подписалась как «Сломанная жизнью»: «Привет, я живу в Арканзасе. Здесь по закону нельзя выходить замуж в моем возрасте (мне пятнадцать), только с родительского согласия. Проблема в том, что отец хочет выдать меня за своего друга из Индии. Мы с ним даже не встречались. Я попросила фотографию, но отец показал снимок какого-то чувака, который слишком молод, чтобы быть его другом (папе пятьдесят шесть). Такое ощущение, что отец просто меня продает. Может кто-то мне помочь? Куда обратиться за юридической помощью? Что делать, если тебе слишком мало лет и ты не хочешь замуж, но боишься перечить родителям, потому что тебя раньше уже наказывали?»

Проведя несколько часов в интернете за чтением всех этих историй, Практри пришла в отчаяние. Все словно стало более реальным. То, что она считала безумием, оказалось обычной практикой, с которой борются или смиряются.

В Дорсете Мэтью садится на поезд до Лондона, а потом пересаживается на другой, до Хитроу. Через два часа он уже в воздухе, направляется в аэропорт Кеннеди. Он выбрал сиденье у окна, чтобы его не беспокоили. За окном – крыло самолета и огромный грязный цилиндрический мотор. Мэтью воображает, как открывает аварийный выход, вылезает на крыло и балансирует, борясь с ветром. На мгновение эта мысль кажется вполне допустимой.

Четыре месяца, которые он пробыл в Англии, он общался с детьми с помощью сообщений. Электронную почту они не любили – слишком медленно. Их любимый «Скайп» приводил Мэтью в ступор. Когда на экране появлялись изображения Джейкоба и Хэйзел, дети казались одновременно близкими и безвозвратно потерянными. Лицо Джейкоба выглядело пухлее. Он часто отвлекался и куда-то смотрел – возможно, на другой экран. Все внимание Хэйзел было направлено на отца. Наклонившись вперед, она подносила к камере свои локоны, чтобы показать цветные прядки: красные, лиловые, синие. Порой экран замирал, и пиксельные лица детей казались чем-то искусственным, ненастоящим.

Собственное изображение в уголке экрана Мэтью тоже не нравилось: посмотрите-ка, вот он, ваш таинственный отец, прячется в укрытии.

Все попытки казаться жизнерадостным звучали очень фальшиво.

Из этой ситуации нет хорошего выхода: если дети страдают от его отсутствия, это ужасно, если кажутся отстраненными и независимыми – тоже ничего хорошего. Видя знакомые предметы обстановки, Мэтью ощущал болезненный укол в сердце: набивные обои в комнате Хэйзел, хоккейные плакаты Джейкоба.

Дети чувствовали, что их жизнь утратила стабильность. Они подслушивали, как Трейси говорит по телефону с Мэтью, с родственниками и друзьями, с адвокатом. Дети спрашивали отца, разведутся ли они с мамой, и он честно отвечал, что не знает. Он не знает, станут ли они семьей снова.

Более всего сейчас его поражала собственная глупость. Он думал, что его измена касается только Трейси. Верил, что предает только ее доверие и что предательство смягчается (если не оправдывается) тяготами семейной жизни, обидами, физическим неудовлетворением. Он потерял управление в то время, когда на заднем сиденье были дети, и думал, что они не пострадают.

Иногда во время разговора по «Скайпу» в комнату входила Трейси. Увидев, с кем общаются дети, она здоровается с Мэтью и говорит с усилием, как бы снова прощая его. Но она не заходит в кадр, чтобы не показывать лицо. И не увидеть его.

– Сейчас было неловко, – сказала Хэйзел после одного из таких эпизодов.

Сложно понять, что дети думали о его проступке. К счастью, они никогда об этом не говорли.

– Ты совершил одну-единственную ошибку, – сказал Джим в Дорсете несколько недель назад. Рут ушла в свой клуб любителей пьес, и мужчины курили сигары, сидя на крыльце. – Ты совершил ошибку одной-единственной ночью, будучи в браке, который состоит из сотен ночей. Тысяч.

– Честно говоря, ошибок было несколько.

Джим отмахнулся от него дымящейся сигарой:

– Ну ладно, ты не святой. Но ты же был хорошим мужем, по сравнению со многими другими. И тебя соблазнили.

Мэтью задумался над этим словом. Соблазнили. Так ли это? Или дело в том, как он рассказал о случившемся Рут, которая тут же встала на его сторону, как и любая мать, а потом рассказала обо всем Джиму. Как бы то ни было, невозможно соблазниться тем, чего изначально не хотел. В этом-то и проблема: в его похоти, хронической воспалительной болезни.

Практри с Кайли любили приходить в кофейню возле университета. Они садились в дальнем зале и старались ничем не отличаться от студентов за соседними столиками. Если с ними кто-нибудь заговаривал, они притворялись первокурсницами. Кайли становилась серфингисткой Меган родом из Калифорнии, а Практри представлялась Жасмин из Квинса.

– Не обижайся, но белые бывают такими тупыми, – заметила Практри в самом начале. – Считают, что всех индианок называют в честь специй. Может, сказать, что меня зовут Имбирь? Или Кинза?

– Или Карри. Привет, меня зовут Карри, я горячая штучка!

Девушки покатились со смеху.

В конце января, когда на носу были экзамены, они стали ходить в кофейню два-три раза в неделю. Одним ветреным вечером среды Практри пришла первой. Она заняла любимый столик и вытащила ноутбук.

С начала года ей приходили письма из колледжей, которые приглашали поступать к ним. Поначалу ей писали только из тех, которые Практри даже не рассматривала – они находились далеко, не подходили по религиозным соображениям или были недостаточно престижными. Но в ноябре пришло письмо из Станфорда. А несколько недель спустя – из Гарварда.