Книга Метресса фаворита. Плеть государева - Юлия Андреева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Алексей Андреевич давно уже выяснил, кто подлинные родители Миши. — Клейнмихель казался спокойным. — Люди подсказали. — Он отставил тарелку, в свою очередь внимательно изучая реакцию Псковитинова. — Люди подсказали, а Минкина покаялась. Она стерва, оказывается, бесплодная, Бог наказал, хотела господина графа к себе сильнее привязать, тому желалось сына, вот она и расстаралась. Когда же всё всплыло, мальцу, если не ошибаюсь, шестой год шёл, Алексей Андреевич не железный, привязался к мальчишечке. Будущее его хотел устроить, чтобы выучился, человеком стал, м-да... нянькин сын... как же, знаем.
— Она жестокое создание, — выбросил явно засвеченную карту Псковитинов.
— Без строгости не будет дисциплины, — отбил Клейнмихель.
— Она... — Псковитинов растерялся, говорить ли о подложном дворянстве, и решил, что не нужно. — Она забирала детей у крестьян.
— Дисциплинарная мера. Этим его не пробьёшь. Думайте ещё, Александр Иванович. — Клейнмихель покачал головой. — Горькое лекарство — это, как я понимаю, когда не в бровь, а в глаз. Аракчеев не тот человек, которого прошлогодними побасёнками можно заставить с пути избранного свернуть. Тут, извините, конечно, за выражение, бомба нужна.
— Занимаясь этим расследованием, я, признаться, пока непростительно мало уделял времени личности самой Анастасии Фёдоровны, — задумался Псковитинов. — Впрочем, если вы позволите мне проникнуть в Грузино и покопаться в её вещах... Несмотря на то что прошло уже больше месяца, уверен, его сиятельство оставил её комнаты нетронутыми. Если вы приведёте меня на её половину и позволите искать со всей тщательностью...
— Позволю, — с готовностью кивнул Клейнмихель.
— Слуг придётся удалить всех до одного, — на всякий случай уточнил Псковитинов, пытаясь подавить бьющую его дрожь. Ещё бы, а вдруг не найдёт? А вдруг?..
— Удалю, своих людей караулить поставлю. — Клейнмихель подкручивал светлые усы.
— А вы лично постарайтесь отвлечь графа. Не хотелось бы, чтобы он застал меня роющимся в сундуках его возлюбленной.
— Начну прямо сейчас разрабатывать отвлекающий манёвр, и, если вы всё-таки ничего не отыщете, даю честное благородное слово принять огонь на себя.
Клейнмихель жаждал приступить к плану немедленно, но теперь уже Псковитинов счёл необходимым слегка притормозить начало опасной операции.
— Вы же военный человек, ученик самого Аракчеева, — полушёпотом убеждал он. — Что значит «немедленно»? К волку в зубы это ваше «немедленно», уж простите меня за откровенность. Одно дело делаем. Во-первых, мне нужен мой помощник, что я не обнаружу, то он отыщет непременно. Человек опытный, надёжный и, главное, уже занимавшийся этим делом.
— Корытников, — сразу догадался Клейнмихель.
— Он, — кивнул Александр Иванович. — Во-вторых, вам надо поехать туда первым и... — Он мельком взглянул на стоящих по стойке «смирно» у прилавка слуг, которые недавно сменили хорошеньких подавальщиц. Последние уж больно смахивали на переодетых полицейских.
— Разведать обстановку, — помог ему Клейнмихель.
— Разведаете обстановку, после чего сообщите, когда нам с Петром Петровичем следует прибыть, но до этого времени вам придётся всё приготовить к нашему приходу и выманить куда-нибудь графа.
— Выманишь его, как же! — Клейнмихель задумался.
— Но поехал же он к Фотию в Юрьевский монастырь. Придумайте, он ведь не пластом лежит.
— Через недельку, полагаю, появится повод вывести Алексея Андреевича ненадолго из усадьбы, — уклончиво промямлил Клейнмихель, стараясь не смотреть в сторону Псковитинова. — Дело одно завершим — и уж потом на гераклов подвиг, вытащу как-нибудь его сиятельство из Грузино. Есть у меня мыслишка.
— Незавершённое дело? — заинтересовался въедливый Александр Иванович.
— Вы произвели на Аракчеева благоприятное впечатление. — Клейнмихель кивнул своим мыслям. — Жеребцов рассказывал, а он вас страсть как не любит.
— Не любит, мог и графу всякого наплести, с него станется. Сразу забыл о своём вопросе Псковитинов.
— Не беспокойтесь, бог не выдаст, свинья не сожрёт, а уж коли вы компромат отыщете и тем самым Алексея Андреевича спасёте!..
Приготовления уже начались с 1810 года. В области
военной два человека сделали очень много. То были
Барклай и Аракчеев. Они неустанно работали для
приведения в порядок всех отраслей русской армии.
Работа была не из лёгких, многие открыто выражали
недовольство, но железная воля Алексея Андреевича
и методичный, спокойный Барклай сделали, что могли,
не обращая внимания на критику и интриги.
Так как невиновность Мусина-Пушкина доказывать, по определению, труднее, нежели вину Минкиной, Александр Иванович решил сосредоточиться на последнем. К слову, ещё будучи молодым юристом, как-то он уже получил наглядный урок по сбору улик и доказательств невиновности одной молодой и весьма привлекательной дамочки, которую муж обвинял в супружеских изменах. Его тогдашний начальник и учитель Пётр Агафонович Корытников, пестуя только что получившего место в Уголовной палате Новгорода Псковитинова, давал ему разной степени заковыристости задания, которые юноша был обязан выполнять, полагаясь на закон и собственную сообразительность. Несмотря на то что его собственный сын учился вместе с Александром Ивановичем и был обласкан учителями за прилежание, отличную успеваемость и кроткий нрав, старший Псковитинов ни на секунду не позволял ввести себя в заблуждение радостью за успехи единственного сына. Понимая, что именно в Александре Ивановиче наиболее ярко запечатлёна та самая искра Божья, которая делает просто талантливого следователя настоящим гением криминалистики.
Пётр Агафонович Корытников вместо того, чтобы доказывать ангельскую невиновность несчастной женщины, предполагал на суде выставить в чёрном свете её мужа, в то время как юный и горячий Псковитинов как раз утверждал, что доказать невиновность означенной дамы проще. Кроме того, если он докажет, что никаких измен не было, после супругам будет легче помириться и продолжать жить под одной крышей.
Пётр Агафонович позволил ему заняться этим нелёгким делом самостоятельно. А сам принялся ждать, когда Александр Иванович вернётся к нему, не найдя ровным счётом ничего ценного, но получив полезный во всех отношениях опыт.
Так и получилось. Псковитинов полагал, что достаточно просто выяснить расписание дня дамочки, установить, что в указанный период она не принимала гостей, а если сама и наносила визиты, то всё время была на людях. И дело в шляпе — никто не приходил — стало быть, не с кем было изменять. Ву-а-ля!
Ничего подобного. Если дама сидела дома, занимаясь невиннейшим вышиванием, в доме кроме неё находился целый штат прислуги, которых в случае, если бы факт измены был доказан, можно было рассматривать и как свидетелей и как соучастников. Если дворовому человеку приказано тайно провести такого-то господина и затем под страхом наказания никому не говорить об этом, он так и поступит. При этом, если означенный крепостной — умный и опытный, есть вероятность, что он не только не допустит ошибок, но и по возможности уничтожит ценные для следствия улики. С прогулками и визитами тоже не всё слава богу. То ли гостья поднялась в будуар к своей подруге, чтобы посекретничать, то ли встречалась там с кем-то. Опять же та, что устраивает свидание, ни за что не проболтается о своём нелицеприятном хобби, слава сводни ей без надобности, а прислуга рот на замок.
