Книга Литовско-Русское государство в XIII—XVI вв. - Александр Пресняков

Такова одна из существенных сторон тех условий, в которых принял власть великий князь Александр Казимирович.

Другая — в особом складе польско-литовских отношений. Уже весной 1493 г., ввиду опасности, что разыграется война с Москвой, Александр и рада великого княжества обращаются к Польше за военной помощью. Эти переговоры сохранились в записях Литовской метрики. Но записи не изданы; только Любавский и Грушевский приводят кое-какие выдержки из переговоров 1494—1496 гг. Король готов дать братскую помощь, но препятствие в том, что пришли в забвение «записи», «в которых досыть широко и разумно выписано, которым обычаем собе посполитыи панства мали бы ее вспомогати», — надо их восстановить и держаться. Но московская опасность улажена дипломатическими сношениями, хотя дело было тяжелое.

В начале 1493 г. отъехали с вотчинами к Москве князья Воротынские, захватив и два господарских города, Серпейск и Мещовск. За ними приехал князь Мезецкий и князья Белевские, Новосильские. Пограничная война, попытки литовских воевод отстоять спорные территории кончились неудачей, и в начале 1494 г. Александру пришлось заключить договор с Иваном III, по которому признаны за Москвой все ее захваты за платоническое обязательство впредь служебных князей с вотчинами не принимать, а Рязань писана «в стороне» великого князя Ивана. Договор, не мирный только, а союзный, скреплен браком Александра с Еленой Ивановной. Каков бы ни был этот мир, он развязывал руки виленскому правительству в отношениях к Польше.

Но осенью 1494 г. вопрос об унии снова поднялся с польской стороны. Ян-Альбрехт ввиду набегов татар на Подолию и неудачной битвы с ними под Вишневцом призывает Литву к общим военным действиям на юге, предлагая составить новые записи об унии, «слушным, а радным обычаем, без ображенья чети и без шкоды обоего панства». Дело было несколько подвинулось, однако, только в 1496 г., когда Александр вызвал поляков на представление проекта унии «волю свою вказати, которым обычаем мел тот запис вделан быти».

Поляки прислали в Вильно с послами какую-то копию акта унии, где рада не нашла ничего «шкодного», «ани нарушене, ани понижене чести з обу сторон» и не отказывалась «того запису дати и подтвердити». Не знаю, что это за «копия». Грушевский предполагает, что с Городельского акта. Но ничего из этого не вышло, так как рада великого княжества ставила условие, чтобы все другие акты, старшие и позднейшие сравнительно с подтверждаемым, были раз навсегда признаны не имеющими силы. Польские паны не взяли на себя ответственности за принятие литовской формулы подтвердительной грамоты и уехали. Тогда литовская рада отправила в Польшу своих послов с проектом «записи». Грушевский указывает на проект унии, напечатанный в III томе Codex epistolaris saeculi XV, который, действительно, по составу рады, надо отнести к 1496—1498 гг. и по духу родственен литовским проектам времен Казимира. Тут находим уступку — подтверждение прежних трактатов унии рядом с новизной, вместо инкорпорации говорится о союзе да еще с оговоркой, что если какой-либо стороне обстоятельства помешают идти на помощь, то это не должно считаться нарушением унии; а вместо избрания великого князя по взаимному согласию — об избрании литвинами господаря из польской династии, и то лишь в случае беспотомственной смерти великого князя (в противном случае, видимо, предполагается избрание из его сыновей).

Городельский привилей 1413 года с печатями князей

Подобный проект не мог быть принят поляками, и переговоры оборвались, чтобы возобновиться в 1498 г. опять в связи с военными делами. Весною 1498 г. Подолия и Галицкая земля подверглись страшному опустошению со стороны турок, уведших в плен до 100 000 человек. Осенью они вернулись новым набегом. Ян-Альбрехт заключил союз с Владиславом венгерским и Стефаном волошским, обратился с призывом и к Александру. Тот выразил готовность идти со всеми силами, но паны-де-рада не хотят быть, «зупелне радны и помоцны», пока нет между Литвой и Польшей, «ровных и слушных записов», «без уйму почесности обоих панств»; требовали паны-рада и удовлетворенпя по пограничным спорам на Волыни.

С литовским предложением проекта записи на началах «ровного злученья» явились послы в Краков в феврале 1499 г., и уния была подтверждена в форме подтверждения Городельской унии с более точным определением, что ни великого князя, ни короля нельзя выбирать без участия панов обеих сторон, но стилизация грамоты устраняла инкорпорационные термины и вообще приближала договор к тому проекту союза, который отвергли поляки в 1496 г.

Любавский полагает, что акт унии 1499 г. был принят на вальном сейме всех земель великого княжества Литовского, указывает и срок сейма — июль 1499 г., не подтверждая, однако, этого никакой ссылкой. Это очень сомнительно. Скорее тут дело ближайшей рады Александра, признававшей ранее возможным подтвердить городельский привилей по копии, подтвердившей унию 1499 г., как и ту унию 1501 г., которую позднее, на Люблинском сейме, литвины категорически отвергали как никогда не получившую подтверждения сейма, признавая ее текст только «посольскими артикулами», которые законной силы никогда не имели и на деле не соблюдались.

Чрезвычайно характерна указанная связь всех возобновлений переговоров об унии, о новой более точной и прочной ее формулировке, с моментами усиления то для Литвы, то для Польши внешней опасности. Она вызывалась сознанием, что ни у того, ни у другого государства нехватает собственных сил для самозащиты от соседей. Но не один внутренний антагонизм политических сил в польско-литовском целом объясняет трудность разрешения задачи. Ведь идеальным решением было бы полное слияние всех составных частей этого целого в одно государство с одним сильным правительством. Но для этого нехватало единства общих потребностей даже в области внешних отношений. У каждого из двух государств были свои враги, свои внешние задачи, во многом чуждые контрагенту униатской связи, и каждое из них стремилось обеспечить себе поддержку сил соседа, сберегая в то же время свои силы для самого себя.

Для образования единого Польско-Литовского государства не было не только прочной внутренней основы (в единстве национальном, социальном, культурном, бытовом), но и достаточно крепких и устойчивых внешних политических условий. Это особенно ярко выступает, если вспомнить, что даже внутри каждой из половин польско-литовского целого мы наблюдаем значительную двойственность тенденций и интересов: в Польше между великопольской и малопольской политикой, в литовско-русском мире — между южнорусскими областями и виленским центром.

Эти общие условия, объясняющие слабость унии, сказались очень наглядно в событиях начала XVI в. «Вечный союз, подтвержденный в 1499 г., в сущности мало гарантировал и Польше и Литве взаимную поддержку». Возобновление московско-литовской войны в 1500 г. обнаружило ненадежность расчетов на польскую помощь в тяжелую для литовской Руси годину военных неудач с такою силою, что толкнуло на этот раз виленское правительство к попытке создать более тесное единение с Польшей.