Книга Конец капитализма? 14 антидотов от болезней рыночной экономики - Филип Котлер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
С момента высказывания Гэри Харта финансовая индустрия США выросла намного больше по сравнению с американским ВВП. К 2010 году она увеличилась до 50 % несельскохозяйственного ВВП. Доход от финансового сектора вырос до 7,5 % в соотношении с ВВП и до 20 % всего корпоративного дохода{182}.
Мы стали свидетелями того, как возросла роль Уолл-стрит и всего финансового сектора в провоцировании экономических спадов и подъемов, совсем недавно – в продвижении нездоровых ипотек, в избыточном кредитовании с неэффективным резервным капиталом, в страховании непонятных производных ценных бумаг и в деятельности хедж-фондов. Ральф Нейдер, известный критик корпоративной Америки, выступил с серьезным обвинением против банков, которые финансируют крайне спекулятивные вложения, захватывают компании и устраивают махинации с их активами, помогают фирмам перенести их акции за рубеж, оставляя американских рабочих без работы, удостаивая себя огромными окладами благодаря высоким прибылям{183}.
Первый шаг на пути к финансиализации американской экономики произошел в 1996 году, когда Citicorp планировала объединиться со страховой компанией Travelers. Такое слияние было нелегальным по Закону Гласса – Стиголла, который запрещал банкам владеть компаниями в других финансовых секторах, таких как сфера банковских инвестиций и страхование. Роберт Рубин, тогдашний министр финансов при президенте Билле Клинтоне, лоббировал отмену ограничений для банков, и в 1999 году большинством голосов был принят новый законопроект, отменяющий положения Закона Гласса – Стиголла. На следующий день после принятия закона Рубин покинул должность министра финансов и был принят на работу конгломератом Citigroup с окладом в $ 15 млн. в год, не неся при этом никакой ответственности за совершенное{184}.
Финансиализацию американской экономики также усиливает тот факт, что налог на долгосрочный (более 1 года) доход от прироста капитала составляет всего 15 %, в то время как обыкновенная ставка подоходного налога составляет от 30 % до 39 %. Большая часть дохода богатых людей идет от прироста капитала (который также называют «незаработанный доход»), так, например, обстоит дело с Миттом Ромни и Уорреном Баффеттом, которые платят всего лишь 15 % налога, в то время как средний класс вынужден платить 30–39 %. По иронии судьбы эти финансисты не производят настоящих товаров и не предоставляют услуги, они зарабатывают прежде всего через управление денежным потоком.
Финансиализацию подтверждает и появление огромного количества новых видов продуктов, разработанных изобретательными финансовыми инженерами. Главной идеей оказалась секьютеризация, означающая привлечение финансирования путем выпуска ценных бумаг, обеспеченных активами, создающими стабильные денежные потоки (например, портфель ипотечных кредитов, автокредитов, лизинговые активы, коммерческая недвижимость, генерирующая стабильный рентный доход, и т. д.). Некоторые из них включают в себя субстандартные ипотеки с крайне низким качеством. Добавьте к этому другие производные финансовые инструменты и скрытные, нерегулируемые хедж-фонды, и вот перед вами еще одна причина для беспокойства.
Конечно, это не относится ко всем новым финансовым продуктам, особенно к тем, чьей целью является разработка новых программ страхования для покрытия еще не защищенных рисков. Термин «отсутствующие рынки» используется для описания рисков, которые должны быть покрыты, однако до сих пор не существует рынка, который мог бы это сделать. Роберт Шиллер, получивший Нобелевскую премию по экономике, описывает эти «отсутствующие рынки» в своей книге «Новый финансовый порядок» (The New Financial Order){185}. Он заговорил об идее рынка, на котором любой человек мог бы купить «страхование в случае потери средств к существованию»: оно могло бы ему понадобиться, если бы его профессия оказалась больше не востребована или он сделал ошибку, выбрав не тот род деятельности. Шиллер предложил создать «страхование собственного капитала домовладельца», чтобы люди могли покрыть риск снижения стоимости их дома. Он также сделал предложение ввести «кредиты по доходу», размер процентной ставки по которым отличался бы для людей с разным доходом, местом жительства или определенной профессии. Не все из этих идей можно применить на практике, однако они выражают потребность застраховать современные риски в обществе{186}.
Финансиализация американской экономики также подтверждается быстрым ростом лидирующих банков и инвестиционных компаний, называемых «слишком большими, чтобы обанкротиться» во время рецессии 2008 года. В 1990 году пять крупнейших американских банков имели 9,67 % финансовых активов банковской системы; по данными SNL Financial, к концу 2013 года пять крупнейших банков владеют уже 44 %, или $ 6,46 трлн. В 1947 году на финансовый сектор приходилось всего лишь 2,5 % ВВП. К 2006 году его доля возросла до 8 %. В течение последнего десятилетия на него стало приходиться около 41 % всей прибыли, полученной американскими компаниями{187}. Итак, выходит, что финансовый сектор экономики превратился в «самодостаточный вечный двигатель, который высасывает деньги из остальных секторов экономики»{188}. В докладе Международного валютного фонда под названием «Слишком много финансов?» делается следующий вывод: при высоком уровне финансового долга большой финансовый сектор является причиной низкого роста экономики. Было бы хорошо, если бы финансовый сектор несколько уменьшился в размерах и тем самым сократил вероятность нерационального распределения капитала и возникновения кризиса.
Некоторые говорят о том, что экономика США из «прорыночного» капитализма превратилась в «проделовое» кумовство. Тысячи лоббистов пытаются протолкнуть законы, интересные бизнесу, но идущие вразрез с желаниями обыкновенного гражданина. Луиджи Зингалес в своей книге «Капитализм для людей» (A Capitalism for the People: Recapturing the Lost Genius of American Prosperity) утверждает, что движения «Захвати Уолл-стрит» и «Чаепитие» пытаются бороться с одним и тем же врагом{189}. Представители первого обращают свой гнев против делового мира, в то время как вторые недовольны правительством, однако Зингалес говорит, что бизнес и власть сидят в одной лодке.