Книга Дурная кровь - Лиза Марклунд

– Нет, – ответила она. – Это ты неправильно понял ситуацию. Я не твой адвокат. Я – журналист и должна написать статью для газеты «Квельспрессен».

Он уставился на нее с приоткрытым ртом, потом отодвинулся и удобнее устроился на матрасе.

– Тебя, наверное, ужасно возбуждает то, что ты находишься здесь со мной, – сказал он. – Это же настоящий подарок судьбы для тебя. Ты уже видишь в своих руках Большой журналистский приз, не так ли?

Анника улыбнулась широко и печально, кивнула в направлении его промежности.

– Как дела, наверное, очень хочется?

Она постаралась сохранить непроницаемую мину на лице.

Он усмехнулся, поморщился презрительно.

– Думаешь, ты можешь вывести меня из себя, говоря всякие гадости?

– Ты заявил Андерсу Шюману, что невиновен во всех убийствах, за которые тебя осудили, – сказала Анника. – И вроде как хотел изложить свой взгляд на это дело. Я здесь и готова выслушать все, что ты захочешь рассказать…

Он перестал улыбаться.

– Послушай, крошка, – сказал он. – Я сам выберу, с кем мне разговаривать, и это будет какой-нибудь приличный редактор.

Белый мужчина средних лет, пожалуй, медиаперсона, лучше со знатной фамилией?

Анника выдержала его взгляд не моргая.

– Тебе видится кто-то более солидный и опытный, с брюшком? Такой, каким ты сам хотел бы стать, и выглядящий соответствующим образом?

Он посмотрел на нее пустым взглядом.

– Анника Бенгтзон, – сказал он. – Почему, собственно, ты гуляешь на свободе, а я сижу здесь?

Она почувствовала, как у нее похолодело внутри.

– О чем ты? Что ты имеешь в виду?

– Это ведь ты совершила убийство, а не я. Так можешь и написать в своей газете.

Она почувствовала, как у нее перехватило дыхание.

– «Он утверждает, что мой крик от наслаждения, а не от боли». Он хорошо трахал тебя, это было приятное чтение.

О боже, он читал ее дневник, входивший в материалы предварительного расследования, как, черт побери, сумел заполучить его? Хотя ничего странного, всего-то требовалось заказать из суда, после оглашения приговора он стал доступен любому. Она пыталась восстановить дыхание, чувствовала, как ее тело отяжелело и ослабло.

Он улыбнулся:

– Многие ваши из газет должны сидеть здесь. Твой коллега Патрик Нильссон, его ведь судили за самовольное присвоение звания представителя власти, ты знала об этом? Он переодевался в полицейского и снимал свидетельские показания на месте преступления. Боссе, из «Конкурента»… у него проблемы с судебными исполнителями, его аферы с акциями плохо закончились. А Берит Хамрин, старая коммунистка, сегодня должна считаться террористкой.

Он сложил руки на животе, явно наслаждаясь ситуацией. Анника сделала пометки у себя в блокноте.

– Ты здорово умеешь собирать информацию, – сказала она. – Именно так тебе удалось оказаться осужденным за эти преступления. Ты выучивал, что надо отвечать на допросах и когда тебя вывозили на места преступлений.

Он перестал улыбаться, поджал губы.

– Я предпочитаю иметь влияние на того, с кем разговариваю, – буркнул он.

– Мне ужасно жаль, – сказала Анника, – но сегодня тебе придется довольствоваться мной. Как получилось, что ты решил поменять позицию? Почему ты отказываешься от своих признаний?

Он подвинулся еще дальше на кровати и оказался спиной к стене. Его ноги выпрямились в коленях и торчали прямо вперед, на них были надеты пластмассовые тюремные тапки.

– Не надейся обмануть меня своей болтовней, – ответил он. – Я хочу, чтобы из этого получилось нечто грандиозное, не какая-то статейка в газете. Книга и телепрограмма и много публикаций в течение нескольких дней подряд.

Анника вздохнула беззвучно, взяла блокнот и ручку.

– Давай посмотрим, правильно ли я тебя поняла, – сказала она и опять сделала какую-то запись. – Тебя интересует синхронная атака по всем медийным направлениям. На телевидении, в газетах, социальных сетях, на радио тоже, пожалуй, и книга, все так?

Он колебался несколько секунд, потом кивнул.

– Да, точно так. Синхронная…

Анника посмотрела на него – большой живот, волосы, которые почти совсем поредели.

– Почему ты сделал это? – спросила она.

Улыбка погасла.

– Сделал что?

– Признался во всех этих убийствах?

Он сжал губы и скрестил руки на груди.

– Ты заявил Андерсу Шюману, что полицейские обманом заставили тебя признаться, – сказала она. – Что они и врачи заставили тебя поверить в твою значимость, пока ты признавался, тебе давали наркотики и одаривали вниманием…

– Андерс Шюман обещал мне, что без моего согласия в печать не попадет ни одного слова.

– Он сказал, что ты сможешь проверить свои цитаты, – возразила Анника.

Густав Холмеруд ничего не ответил ей и вперился взглядом в картину Юхана Вальстрёма «В комнате ожидания».

Анника подождала немного, а потом поднялась.

– Я сообщу о твоих требованиях руководству редакции, – сказала она. – Поскольку ты не хочешь разговаривать со мной, мне придется сделать мои собственные выводы из нашего разговора. Тебе интересно, как они будут звучать?

Сейчас лицо Холмеруда снова расплылось в улыбке. Его эгоцентризм действительно не знал границ.

– Ты признался в ряде преступлений, которых не совершал, с целью привлечь к себе всеобщее внимание, оказаться на сцене в лучах прожекторов, но сейчас, когда лампы погасли, это уже не так весело. Поэтому ты снова захотел под огни рампы, теперь утверждая, что невиновен.

Она сунула блокнот в задний карман и нажала кнопку переговорного устройства.

– Анника Бенгтзон из семерки, – сказала она на пульт охраны. – Я закончила.

Густав Холмеруд передвинулся на край кровати и встал, в его широко открытых глазах сверкали искорки беспокойства.

– Ты сейчас уйдешь?

– Не будет никакого интервью, – сказала она. – У меня хватает других дел.

– Когда вы дадите знать о себе снова? Каким будет наш следующий шаг?

Она услышала шаги в коридоре снаружи.

– Ты не столь хорош в сборе информации, как думаешь, – ответила она, – или просто лжешь. Патрика Нильссона, конечно, судили за то, что он ходил одетый как полицейский, но он не собирал свидетельские показания на месте преступления. Униформа являлась частью шутливого репортажа для мужской газеты, когда он был «вольным художником». Его наказали десятью дневными заработками, на мой взгляд, из-за этого он вряд ли достоин находиться в бункере Кумлы.