Книга В тени побед. Немецкий хирург на Восточном фронте. 1941-1943 - Ханс Киллиан

В тылу наконец-то появляются специальные госпитали для лечения обмороженных.

Дело Паукера

Иванам удалось прорваться далеко за Волхов и северную трассу. Разгорелись тяжелые бои за отсечные укрепления. Главный врач направляет меня туда. Весьма неприятная новость, поскольку лазареты находятся в ведении полкового врача Паукера.

Мы снова отправляемся в путь по направлению к Новгороду, в местечко с непроизносимым названием Сцеливиштичи. Там находится медико-санитарная рота, где было обнаружено семь случаев прижигания легочных ранений. По дороге страдаем от холода. Время от времени приходится останавливаться, чтобы отогреться. Меня мучают странные мышечные боли в ногах. По длинному бревенчатому настилу до самого Новгорода можно ехать только с небольшой скоростью, бревна и ходовые полосы полностью обледенели.

Прибыв на место, обнаруживаю тридцать очень тяжелых случаев: больных нельзя транспортировать. Приток обмороженных до сих пор не уменьшился. После совещания с хирургами было решено попробовать во время отогревания делать околоартериальную анестезию и блокировать нервные узлы.*[30] Преследуется двойная цель. Таким образом мы хотим не только добиться предварительного расширения сосудов для увеличения кровообращения, но и отключить нервные окончания сосудов, чтобы предотвратить любые вегетативные рефлексы в области обморожения.

Мое предложение основывается на секретном сообщении из России, попадавшем к нам в руки. Кукин и знаменитый хирург Федоров, который постоянно посещал хирургические конгрессы в Берлине, очевидно, добились успехов, применяя этот метод. Лериш, основатель хирургии симпатической нервной системы,*[31] тоже, по-видимому, успешно применял на практике такие блокады.

Разговор заходит и о прижигании ран. Меня сразу же ведут к только что доставленному молодому офицеру, которому в правую руку попал осколок гранаты. По распоряжению старшего полкового врача Паукера было сделано прижигание раны. Развилась тяжелая форма гангрены. Рука отекла и хрустит при надавливании. Но не только рука в опасности, под угрозой – жизнь этого раненого. Мы немедленно делаем операцию. Все ткани рассекаются и выводятся наружу, раны обрабатываются сульфаниламидом и оставляются открытыми. Может быть, нам еще удастся спасти руку.

Я посещаю полевой госпиталь в зоне дивизии подполковника Паукера. Он переместился на передовую линию фронта и находится в Чернове. Операционную пришлось разместить за церковным алтарем, где висит красивый старинный норманнский крест,[32] почитаемый как святыня. Чувствуется, что над операционной витают какие-то магические силы. Я глубоко тронут тем, что хирурги оперируют в освященном месте.

Раньше это подразделение возглавлял умный, честный хирург. Его сменили и перевели в другое место. Почему? Может быть, старшему полковому врачу не понравилось то, что он выступал против прижигания.

Во время осмотра меня сопровождает врач-ассистент. Многое вызывает недовольство. Например, молодой хирург при ампутациях оставляет слишком много мягких частей тела и большие кожные лоскуты. В результате этого глубокие ткани начинают гноиться. Я обращаю его внимание на эту ошибку, но, кажется, он не хочет ничего слушать. Его сопротивление очевидно. Также он не проводит никакого вытяжения конечностей при переломах, а просто загипсовывает сломанные конечности без вправления. На вопрос о причине недостаточного оказания медицинской помощи он просто заявляет, что не умеет пользоваться имеющейся дрелью.

– Раз мы умеем, значит, и вы можете научиться, – возражаю я возмущенно и требую, чтобы он немедленно все переделал.

Создается впечатление, будто он настроен против меня. Что здесь вообще происходит?

После осмотра станций мы направляемся в общую комнату подразделения и встречаем там нового начальника. Во время разговора звонит телефон. Капитан поднимает трубку и представляется. Я ясно слышу голос доктора Паукера. От возбуждения он так вопит, что до меня доносится каждое слово. Паукер объясняет начальнику, что я в его госпитале не имею права никому приказывать. Без него ничего не предпринимать.

– Передайте профессору, что он обязан доложить мне о своем прибытии.

Итак, дело ясное. Не ожидал! Ситуация накаляется, поскольку то, что позволяет себе здесь господин Паукер, я никак не могу принять. Он подрывает мой авторитет в своих подразделениях.

Сразу понятно, в какое неловкое положение попали хирурги. Они оказались между двух огней и не знают, как себя вести. Они полностью находятся под диктаторской властью полкового врача. Как консультирующий хирург я не обладаю командной властью, но на мне, и коллегам это известно, лежит огромная ответственность. Борьба идет не на жизнь, а на смерть.

Расстроенный и обеспокоенный, я сажусь в автомобиль. Мы возвращаемся обратно в полевой госпиталь в Сцеливиштичах, чтобы переночевать там. На дорогах лежит глубокий снег, Густелю приходится прилагать много усилий, чтобы проехать.

За закрытыми дверями мой старший ответственный коллега, в конце концов, не выдерживает и выходит из себя. От него я узнаю все подробности о прижигании.

– Представляю себе, как это болезненно и мучительно для раненых.

Он сразу соглашается:

– Этот метод нам просто навязали, мы применяем его лишь в крайнем случае, когда в поле зрения появляется господин дивизионный врач. В противном случае по возможности избегаем. При большом наплыве раненых у нас даже не остается времени на прижигание, поскольку этот метод требует больших затрат времени. На опыте мы убедились в том, что поверхностного наркоза или наркоза средней глубины недостаточно, чтобы во время болезненного прижигания ран добиться необходимого расслабления и отсутствия реакции. Эфир применять нельзя, так как велика опасность возникновения пожара. Поэтому часто мы просто вынуждены использовать хлороформ, который нельзя применять на раненых.

– Я очень благодарен вам за вашу искренность, коллега. То, что вы мне сообщили, чрезвычайно важно.

Ввиду тяжелых оборонительных боев к месту прорыва стягивают войска. На севере нужно блокировать противника. В предрассветных сумерках я выхожу на улицу и стою на морозе у обочины, утопая в снегу. Мимо проходит срочно вызванный пехотный полк, который должен подключиться к сражению. Полностью закутанные люди смертельно измождены. Они еле-еле плетутся друг за другом, спрашивая усталым голосом: «Сколько до следующей деревни? Далеко еще?»