Книга Мой внутренний Элвис - Яна Шерер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И ничего не слышу.
Неужели гитару не подключили?
Я оборачиваюсь и вижу женщину со списком, она поднимает большие пальцы и улыбается — и поэтому я играю дальше. А потом Нелли поет. «…Я попал в ловушку, и не могу выбраться — запутался в колючей проволоке на границе…» «Статуя Свободы, неужели ты не видишь…» — подпеваю я и ныряю в песню. Я не слышу ни себя, ни гитару, но мне слышно, как поет Нелли, и этого вполне достаточно.
У нее очень красивый, чистый голос. Люди уплывают куда-то, я вижу только Нелли и слышу ее голос. Перед последней строфой я на мгновение поднимаю голову — на зрителей. Они тихо стоят, слушают и смотрят на нас.
А потом вдруг в этом море солнечных очков и чубов «под Элвиса» я вижу пожилого мужчину в синей бейсболке.
— Мистер Пресли! — кричу я. — Мистер Пресли!
— Ага, вот он я! — кричат Элвисы в зале, кто-то смеется.
А остальные молча смотрят на сцену. Нелли закончила петь. Мужчина растворяется в толпе.
— Мистер Пресли! — кричу я. — Мне очень надо с вами поговорить, вы… вы очень нужны мне!
Потом сую Нелли в руки гитару и спрыгиваю со сцены.
Падаю, поднимаюсь, проталкиваюсь сквозь толпу у сцены. Люди не хотят посторониться, они толкают меня и ругаются, когда я наступаю им на ноги. Но мне во что бы то ни стало надо туда, за ним.
Выбравшись из толпы, я бегу со всех сил. Между павильонами, набитыми сувенирами Элвиса под завязку, и Грейслендом — широкая двухполосная улица, по ней мы ехали сюда на труповозке.
Мимо проносятся машины и грузовики, непонятно, как мне оказаться на другой стороне.
И вдруг на секунду улица оказывается совсем пустой.
Не раздумывая, я бегу. Перебегаю дорогу, и за спиной она вновь взрывается звуками.
А впереди, за коваными воротами, он — Грейсленд.
Из светлого камня, с белыми колоннами и зелеными ставнями. Точно такой же, как по телевизору. Бегу что есть сил туда. Женщина на входе словно не замечает меня.
Вбежав в дом, я на секунду задерживаю дыхание. Здесь совсем тихо, кроме меня вокруг — никого. Я знаю, на что тут можно посмотреть, знаю, что можно пойти в кинозал, в спальню матери Элвиса, в кухню, но я бегу мимо. Мне надо в Комнату джунглей. По лестнице вниз — и я в зелени: зеленый ковер, зеленые шторы, зеленые плюшевые диваны.
А на одном из диванов сидит пожилой мужчина в синей бейсболке.
— Привет, мистер Пресли, — выпаливаю я.
Он оборачивается.
— Привет, Антье.
И я просто стою и смотрю на него.
Элвис указывает на место рядом с собой. Когда я усаживаюсь на диван, он приобнимает меня.
— Добро пожаловать в Грейсленд. Что тебе предложить? Что-нибудь выпить?
— Нет, спасибо.
Мне хочется только смотреть на него, бесконечно, на его глаза, рот, бакенбарды, на большое кольцо с печаткой на пальце.
Элвис.
— Тебе здесь нравится?
Я оглядываю зеленую комнату.
— Очень.
Элвис сияет.
— А что вы хотели мне сказать?
Он удивленно смотрит на меня.
— Сказать тебе?
— Ну я должна была приехать сюда, — говорю я.
— Ну конечно, — он убирает руку с моего плеча. — Я просто хотел у тебя кое-что спросить.
Спросить у меня? Я молчу.
— В общем, это про мою смерть. Я бы хотел вернуться.
Я киваю.
— Как ты думаешь, стоит?
Я думаю о своих одноклассниках, которые отпускали шуточки про сладенькие пончики и сладенькие песенки.
— Не знаю, — сомневаюсь я.
А потом вспоминаю о двух с половиной миллиардах двойников Элвиса, о конкурсе песен Элвиса, о соревновании по карате в честь Элвиса, о могиле Элвиса, усыпанной цветами и плюшевыми игрушками.
И понимаю, что хотя на лентах венков, лежащих на могиле и написано: «Мы скучаем по тебе», для всех поклонников стало бы настоящей катастрофой, вернись он по правде.
Я беру руку Элвиса в свою.
— Лучше не надо.
Он кивает.
— Я так и думал.
Элвис не отпускает мою руку, а только крепче ее сжимает, поэтому я решаюсь спросить.
— Зачем все это? Из-за мафии?
Он смеется.
— Мне просто было уже не справиться. Все эти турне, фильмы, фанаты. Надо было отдохнуть. Думаешь, я сделал ошибку?
Я вспоминаю, как выпрыгнула из машины в Эри.
— Нет, — говорю я, — иногда бывает так, что надо просто бежать.
Элвис снова кивает.
— Но вечно сбегать не получится.
Он смотрит на меня. Я обнимаю его и поднимаюсь.
— Спасибо.
Он машет рукой.
— Береги себя, Антье Шрёдер. You are always on my mind.
Не знаю, как я вернулась обратно, но теперь я снова сижу за сценой, туда доносится до боли знакомый голос. Он поет «В гетто».
Прислоняюсь затылком к деревянной стене и просто слушаю. После финального «…а его мама плачет» со сцены возвращается Язон. Сначала я только смотрю на него: как он стоит с отсутствующим взглядом, как берет чехол, осторожно зачехляет гитару, закрывает молнию — и как вдруг отпускает гитару и она падает на пол.
Язон словно забыл про нее. Он бежит ко мне и обнимает меня так крепко и так долго, как никто и никогда, кроме мамы, конечно, меня не обнимал.
А потом целует меня в губы, так быстро и легко, что я не понимаю, был ли этот поцелуй по правде. Я дрожу.
— Антье, — радуется Язон, — Антье.
Мне так хорошо, что я больше не могу этого выдержать и поэтому спрашиваю:
— Гитара разбилась?
Он отпускает меня, поднимает гитару и вытаскивает из чехла. Подставка для струн вдрызг сломана, струны безжизненно висят. Язон улыбается.
— Она была уже старая… И вообще, ничего в ней хорошего не было.
Он засовывает гитару в чехол и достает что-то из сумки.
— Happy birthday, — говорит он и подает мне завернутую в розовое коробку.
Я разворачиваю ее бесконечно долго, потому что руки дрожат. В розовой бумаге — розовая коробка, а в коробке — Элвис Пресли в гавайской рубашке.
Я представляю, как оба моих пластиковых Элвиса сидят с растрепанными Барби в костюмах для аэробики в розовом баре и потягивают пина-коладу.
У Клары теперь, наверное, получится играть в семейную терапию и без меня.