Книга Медный лук - Элизабет Джордж Спир

— Не могу я там оставаться. Отец меня ни на шаг не отпускает — так боится. Я знаю, что он готовит. Он мне сам утром сказал — отправляет меня в Иерусалим, завтра, с одним своим другом. Договорился, чтобы я там учился в школе. Вот и пришлось убежать прямо сегодня.

Даниил глядел на друга и никак не мог решиться. Наконец произнес:

— Школа в Иерусалиме! Ты же всегда об этом мечтал.

Иоиль отвел глаза, пробормотал смущенно:

— Да, раньше. До того, как у нас появился отряд.

— Но тебе и сейчас хочется учиться?

— Мое дело — бороться за победу. Я поклялся. Если здесь нельзя оставаться, если это небезопасно — уйду в горы.

— Я больше Рошу не подчиняюсь.

Иоиль помолчал, а потом с необычайной серьезностью поглядел на друга и негромко сказал:

— Ты не должен из-за меня порывать с Рошем.

— Уже порвал, ничего не поделаешь. Я тут много о чем думал в последние дни. Сдается мне, мы пошли куда-то не туда. Когда мы Рошу помогали… Помнишь, мы наш отряд совсем не для того собирали… Нападать на людей на дорогах, на своих, на иудеев, так Божьей победы не добьешься. От этого Рим слабее не станет. Только ослабеем мы сами. Вот уже потеряли Нафана и Самсона. Чуть не потеряли тебя.

Иоиль молчал.

— Нам нужен новый вождь, — произнес он наконец. — Мы должны быть наготове, когда придет день.

— Да, да, — слова друга будто возвращали Даниилу почти утерянную надежду. Так хочется поделиться тем, что у него на уме, просто необходимо высказаться. — А пока тебе надо учиться, Иоиль. Это твое дело. Ты к нему призван. Когда настанет день, нам понадобятся не только земледельцы и ремесленники. Без священников и книжников не обойтись, а ты поможешь привлечь их на нашу сторону — ты их понимаешь.

Иоилю никогда не удавалось скрывать свои чувства. Он и теперь не сумел спрятать вспыхнувшую в глазах радость.

— Така мне то же самое сказала, — признался мальчик. — Ты уверен, Даниил?

— Совершенно уверен.

— А что остальные подумают?

— Они выбрали меня вожаком, они мне доверяют.

— Понимаешь, дело еще и в отце, — после недолгого молчания добавил Иоиль. — Он хороший человек, очень хороший. Ты его совсем не знаешь, видел только с одной стороны, да и то не с самой лучшей. Ему так хочется мною гордиться. Если я умру за отчизну — умру, как зилот, — этим можно гордиться. Но в тот день на дороге, закованный в цепи, я понял, пока ему гордиться нечем, что я такого сделал? А ты, ты, Нафан и Самсон, вы мне еще одну попытку дали. Я этого никогда не забуду. Я у вас в долгу.

— А возвращаться в город сегодня не опасно?

— Не думаю. Но прежде мне надо еще кое-что сделать. Начать с того, что я принес подарок для Лии. От Таки. Ей теперь сюда одной не прийти. Ей тоже запрещено выходить из дома.

— Лия будет ужасно рада, — пробормотал Даниил, пытаясь скрыть собственное смущение.

— Думаешь, Лия, — неуверенно произнес Иоиль, — позволит мне самому передать ей подарок?

— Надо попытаться, — с тем же сомнением в голосе отозвался друг. — Она тебя часто видела — правда, из другой комнаты.

Он открыл дверь в жилую половину. Там горела плошка с маслом. Лия подняла голову.

— Тебе Иоиль подарок принес, от Мальтаки, — объяснил Даниил, замер выжидательно, Иоиль у него за спиной. Похоже, девочка снова в тисках страха — дрожит, но не двигается, только смотрит испуганно.

— Така шлет тебе привет, — ласково проговорил Иоиль. — Просит ее не забывать, даже если она теперь не сможет часто приходить.

Он протянул руку, положил сверток на полку возле двери, отступил обратно в мастерскую, Даниил за ним.

— Ты знаешь, — с несказанным изумлением поглядел на друга кузнец, — этого порога никто не переступал, только твоя сестра да вот ты.

— Мне Така велела попробовать. Какая же Лия красавица! Хотелось бы мне… Да, Така тебе тоже кое-что просила передать.

У Даниила побагровели щеки.

— Через четыре ночи будет праздник Судного дня[74]. Сначала пост, как обычно, потом служба в синагоге. А я… кто бы мог подумать… я к тому времени буду в Иерусалиме, увижу все своими глазами. Просто невероятно! Но и Капернаум оставлять жалко, мне будет не хватать наших праздников. Девушки танцуют и поют в виноградниках. Ты придешь на праздник в город?

— Да я не знаю, как себя там вести!

— Приходи. Така ужасно обрадуется. И еще кое-что про Лию. Мы с Такой хотим, чтобы ты знал — за сестру не беспокойся. Если придется ее оставить, мы о ней позаботимся. Когда настанет долгожданный день, Така переберется сюда, или лучше мы в целости и сохранности доставим Лию к нам домой.

Даниил старался подыскать слова благодарности, но мальчик уже стоял в дверях:

— Знаешь, Така очень любит Лию. Ей будет ужасно не хватать твоей сестры. Боюсь, Таке будет одиноко.

Даниил не подымал головы.

— Теперь отец жалеет, что дал ей столько свободы. Разрешал повсюду ходить со мной. Вконец ее избаловал. Она просто не желает оставаться дома, как другие девчонки.

«Да, попробуй лесную птичку в клетку посадить», — подумалось Даниилу.

Иоиль отвернулся, уставился куда-то в дальний угол:

— Отец хочет выдать ее замуж.

Даниил даже не заметил, как вцепился в рукоятку молота, как побелели костяшки пальцев.

— За одного старого друга семьи. Но Така и слышать об этом не хочет. Нелегко отцу приходится, наверно, он сейчас и жалеет, но когда-то давно он ей пообещал и не может нарушить слова. Он пообещал… пойми, у нас в семье не так, как у других. Когда маме было восемь лет, ее просватали за одного мальчика. А в пятнадцать она встретила моего отца, бедного студента, он учился у дедушки, читал свитки в его библиотеке. Они… они друг в друга влюбились. И что тут началось! Мамин отец был вне себя от ярости. Ему пришлось просить того мальчика, с кем она была помолвлена, чтобы он с ней развелся. А он ее и в глаза не видел. Тогда отец с матерью пообещали — никогда не выдавать детей замуж насильно, пусть сами выбирают.

Даниил не решался поднять глаза на друга.

— Дело в том, — продолжал Иоиль, — что Таке уже шестнадцать, а она отказывается выбирать.