Книга Переулок капитана Лухманова - Владислав Крапивин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Тот не стал ни обижаться, ни уговаривать. Вздохнул понимающе:
— Подумай, голубчик…
И Мир как бы увидел на миг печальное, в тяжелых складках лицо старого актера.
И стал думать.
Теперь уже не казалось, что все будет хорошо. Получалось, что кто-то подталкивает его отказаться от прежних решений. Он же сам недавно писал в этой тетради: «А еще я теперь окончательно понимаю: было бы нечестно отправляться в плавание одному, без Мака. Его бы, конечно, со мной не пустили, а бросать его одного — это предательство».
«Значит, вчера — предательство, а сегодня — радость? Скотина ты, Мирослав Рощин! И к тому же ты, кажется, испытываешь судьбу. Кто-то снова толкает тебя на соблазнительный путь и заставляет забыть о других… Мама, конечно, обрадуется. Только с царапиной в душе… И кстати, где она?»
И это беспокойство снова отодвинуло, заслонило все остальные.
В самом деле, что случилось? Не появляется, не звонит. А уже десятый час. Черные окна…
Опять позвонил Мак:
— Мама не пришла?
Мир скрутил в себе раздражение:
— Я же сказал: когда придет — позвоню…
— Мир, как ты думаешь, где она может быть?
Мир придумал спасительное объяснение:
— Может быть, ее позвали на концерт в филармонию. А оттуда звонить нельзя… Или заседает в своем офисе…
— Машин папа предлагает нам съездить в этот офис, узнать: там она или нет…
— Ага. И в филармонию заодно… Мак, да не паникуй ты! Скоро придет…
И он стал ждать, отвалившись к спинке стула. Светила лампа. Тикали на шкафу квадратные часы. Мир запретил себе смотреть на них, чтобы не видеть, как много прошло времени. Потом все же посмотрел.
Была половина десятого.
«А Мак изводится не меньше меня, — подумал Мир. — А может быть, и меньше: он там не один. Хотя нет, не меньше, только делает вид, что не тревожится…»
Мир посмотрел на тетрадь с каллиграфическими строчками и вдруг шепотом сказал:
— Даю честное слово, что не пойду ни в какое плавание и даже не стану думать об этом, если с мамой все в порядке и если она благополучно вернется домой. Обещаю это себе и… всем мировым пространствам… — И после этого опять взглянул на часы.
Было там без четверти десять.
«Бедный Мак!» — подумал Мир.
И тогда появилась мама.
Она открыла своим ключом дверь и возникла в прихожей, целая и невредимая.
С великим облегчением, но и с немалой обидой Мир сказал:
— Это тест на душевную прочность своих детей, да? Исчезнуть неизвестно куда без предупреждения, без всякого звонка и сигнала…
Мама перестала разматывать шарф.
— Мирка, почему без сигнала? Разве тебе не позвонила Эльвира Степановна?
— Ни Степановна и ни другие Эльвиры не звонили, — сообщил Мир довольно хамским тоном, чтобы не зареветь. — Что случилось?
— Господи… Я зашла в магазин, там у меня украли телефон. Эльвира Степановна была со мной. Я попросила ее позвонить нам домой и сообщить, что задержусь. А сама отправилась в ближнее отделение полиции, чтобы написать заявление. А там началось: требование подождать, протокол, вопросы всякие. Снова велели подождать. Стали приводить с улицы подозреваемых, в том числе и совсем мальчишек, требовать у них признания. Я говорю: «Оставьте детей в покое. Вы ищете не там, где надо, а там, где ближе». — «А вы, гражданка, воздержитесь от негативных реплик, если хотите, чтобы вам помогли». Я смотрю: времени уже девять, сказала, что помощи больше не хочу, только пусть разрешат позвонить со служебного телефона домой. Разрешили, но у вас было долго занято…
«Это, наверно, когда Мак звонил», — понял Мир.
— Решила ехать домой на такси. Но на улице хватилась — деньги из сумки украли вместе с телефоном. Чуть не заревела от досады, пришлось идти пешком… Мирка, а где Матвейка?
— Ох!.. — Мир схватил телефон. — Мак! Мама пришла!.. Да ничего не случилось! То есть у нее украли телефон, и она застряла в полиции. Попросила позвонить нам домой Эльвиру Степановну, а эта ду… душевная женщина, видимо, забыла… Мак, войди в режим полного спокойствия, и сочиняйте там с Марьей своего «Космического жирафа». Привет соавторше! Надеюсь, тебя покормили? Ну и хорошо…
Он отключился и объяснил маме, что ее младший сын проведет ночь у Маши Чешуйкиной, «где они сливаются в экстазе литературного творчества».
— Давай я тебе приготовлю омлет. Не ужинала небось…
О предложении капитана Чука он решил ничего не говорить. Ни маме, ни Маку. Чтобы не было лишних рассуждений и разговоров. Зато, укрывшись в туалете (для звукоизоляции), он позвонил Дядюшке Лиру:
— Константин Петрович, извините, что поздно. Это я, чтобы сразу уж поставить точку… Константин Петрович, я решил, что никуда не поеду… Потому что все так складывается… Понимаете, получится, будто дразню судьбу. Она говорит: «Не надо», а я должен гнуть палку в другую сторону… Так можно и сломать… Ну да, я верю в приметы, куда деваться… Я совершенно точно решил и дал себе такое слово, что нарушить нельзя… Константин Петрович, спасибо вам. И передайте спасибо Валентину Максимовичу… Спокойной ночи.
Ночью Миру приснился отец. Это случалось редко, а нынче отец будто решил поддержать Мирослава. Они сидели на берегу заросшего пруда, пахло камышами, а папа дергал струны гитары (той самой).
Мир спросил:
«Как ты думаешь, я правильно решил насчет плавания? Или получается, что струсил?»
«Ничуть не струсил, — сказал отец. (Он был рядом, а говорил словно издалека.) — Ты ведь боишься не за себя, а за других… А правильно или нет, сказать трудно. Тут решения могут быть всякие. По крайней мере, твое — одно из верных».
Идея весенней регаты все больше занимала юных тэковцев. И не только Мира, Мака и Машу. Подключились еще Машин друг, Данька Заборов, Крылатый Эльф, несколько «торпедоносцев» из пятого «А» и всякие другие ребята, узнавшие о предстоящих состязаниях. Никто никого специально не звал, не уговаривал, но все равно в списке, составленном Маком, набралось около тридцати человек. В том числе Игорь Густорожский и Александра Деревянко, по имени Шурик. Они теперь все чаще «выходили на контакт» с Миром и его друзьями и знали о тэковских делах.
— Пусть нас обвинят в этом… в ин-фан-ти-лизме, но мы должны поддерживать традиции города. Это так же важно, как беречь тополя, — заявила Шурик. И в подтверждение своих слов попросила включить в список двоюродную сестру Маринку. — Она еще дошкольница, но деловая и любит книжки про корабли…
Маринку включили. Жалко, что ли?
Решили провести состязания, когда в переулке Капитана Лухманова вместо стаявшего снега во всю ширину и длину разольется лужа.
