Книга Вечный Жид - Сергей Могилевцев

Слова незнакомца, сказанные Виктору К. высоко в горах, во время его одиноких скитаний, оказались правдой, и очень скоро он столкнулся с проблемой, решить которую, казалось бы, было нельзя. Он в компании сверстников заглянул как-то через решетку в заборе, отделяющую улицу от стадиона, где как раз в этом месте была женская душевая. Сотни молодых обнаженных женщин одновременно мылись рядом с ним, на расстоянии всего каких-нибудь метра или двух, и он глядел на их прекрасные голые тела, погибая от ужаса, странных смутных желаний и собственной беззащитности, и понимая, что вот это и есть оно – осуществление его тайных желаний, самый кончик, самая первая, робкая часть его тайных горячечных снов, обещанное ему высоко в горах разгадавшим его тайну незнакомцем. А рядом с его ухом уже шептал ласковый и соблазнительный голос этого навязчивого незнакомца:

– Вот оно, Витя, прекрасное и тайное, что мучило тебя последнее время, все то, чего желал ты, не в силах признаться самому себе! Бери все это, не бойся, бери все вместе или по отдельности, бери не стесняясь и сколько хочешь, ибо все это отныне твое, и стоит тебе лишь пошевелить пальцем, пошевелить мизинцем, как любое твое самое безумное желание осуществится! Понимаешь ты, – любое, какое бы страшное оно ни было!

Виктор К., задохнувшийся от ужаса и стыда, ибо решетка, отделяющая от него просторную, наполненную моющимися женщинами душевую, была с огромными отверстиями, и женщины, смеясь, глядели прямо ему в глаза, и даже со смехом плескались в него водой, – Виктор К., полуживой от стыда и от страха, внезапно успокоился и сказал незнакомцу:

– Отойди от меня, сатана, не на того напал, я справлюсь сам с этой страшной проблемой!

Он не знал, откуда к нему опять пришли эти убедительные слова, как не знал еще до конца, кто именно нашептывает ему на ухо, но знал точно, что противоборство его с этим назойливым собеседником будет продолжаться всю его жизнь. Таково начало главного труда Айзека Обломоффа, его знаменитого «Евангелия», пересказ которого мы на время прервем, ибо иные дела отвлекают нас от столь любезного нашему сердцу занятия.

Причастие (Оск.)

Страшный. Стоит в переходе метро и смотрит, словно читает насквозь твою душу. Взгляд мрачный, насупленный, на голове клобук, из-под которого выбиваются нечесаные патлы волос, и ряса до пола. На груди огромный темный крест и ящик для пожертвований, тоже с крестом.

– Подайте во имя Христа на строительство храма! – это он кричит низким и глухим басом, заглушающим шум прибывающих электричек, не то святой, не то бесноватый, сосланный за грехи свои в подземелье метро собирать необходимую дань. Поп-расстрига, не то за пьянство, не то за гордыню свою стоящий, как нелепый доисторический истукан среди спешащего людского моря. Подхожу и сую в щель деньги, опускаю глаза под насупленным и страшным взглядом расстриги.

– Причащайся, Айзек, – говорят он неожиданно мне, – причащайся почаще. Лишь святое причастие спасет тебя от неминуемой кары!

– Я не Айзек, – говорю я ему, – я Виктор.

– Ты Айзек, – упрямо отвечает он страшным и гулким басом, заглушающим все звуки в метро. – Теперь ты Айзек, и не должен гнушаться своего настоящего имени.

Я не смею поднять глаза на человека в черной рясе и с деревянным ящиком на груди для собирания дани с ничтожных людишек, вроде меня. Дрожь пробегает у меня по всему телу, как только вспомню я этот суровый насупленный взгляд и громовой голос, заглушающий все звуки в метро. «Я Айзек, – шепчу я сам себе, – я Айзек, теперь я Айзек! Я Айзек, и так отныне будет всегда!»

Евангелие от Обломоффа (Изыск.)

Пересказывать такую сложную вещь, как «Евангелие от Обломоффа» – зряшное дело. Тем не менее мы постараемся осветить хотя бы некоторые моменты из этой книги, наиболее, на наш взгляд, важные. Обломофф описывает жизнь Виктора К., своего альтер-эго, мальчика из маленького крымского городка, который уже с юности знал о своем высоком предназначении. Собственно говоря, знание это не было абсолютным, оно было скорее интуитивным, и если временами и случались моменты высокого озарения, когда Виктор осознавал, что он Сын Божий, и послан на землю вовсе не случайно, чтобы возвестить людям высокие истины, то в других, подавляющих случаях, он мучился сомнениями, понимая, до какой же степени остается он обычным земным человеком. И это не случайно, ибо он был одновременно и человеком, и Богом, он был Богочеловеком, имел двоякую, и земную, и небесную природу, и поведение его могло быть только таким, и никаким другим. Встречи его с дьяволом, – а Виктор К. рано понял, что это именно дьявол, посланный на землю, чтобы искушать, и в итоге погубить его, – происходили регулярно. В одних случаях ему удавалось проявить выдержку и мужество и противиться ласковому дьявольскому наваждению, а в других он уступал ему, и, получив на время необыкновенные блага, падал потом так низко, что несколько лет после этого с трудом выкарабкивался из этой глубокой ямы. Сквозь него, сквозь его тело и душу, словно бы проходил невидимый нерв мира, в его душе добро боролось со злом, дьявол боролся с Богом, сшибались в яростной схватке целые миры, рождались и гибли галактики, и нести это бремя обычному человеку было необыкновенно тяжко. Он бы и не смог вынести этого бремени, если бы ему не помогали и с ним не беседовали, заботливо поддерживая и опекая, высшие силы, являющиеся ему в образах разных людей, но всегда отчетливо давая понять, кем они посланы. Временами это были настоящие белые ангелы, имеющие облик обычных, разве что необыкновенно утонченных, немного больше обычного роста, людей, а в наиболее критические моменты, напоминая о том, кто он на самом деле есть, в ушах его, неслышимый для других, звучал голос Бога. Эти прямые общения с Творцом были для Виктора особенно страшны и даже невыносимы, и Тот, понимая это, старался не особо злоупотреблять ими, понимая, что не пришло еще время напрямую беседовать с Виктором о самых важных и страшных вещах этого и иного мира. Поэтому К. пользовался необходимой ему поддержкой и советами обычных ангелов, имеющих вид то крылатых существ, а в большинстве случаев обычных земных людей, всегда дающих понять, кто же они на самом деле. Впрочем, дьявол тоже не дремал, и очень часто Виктор был вынужден сам решать, чью сторону выбрать и как ему в данный момент поступать. Самое же поразительное заключалось в том, что общение непосредственно с искусителем было вовсе не страшным, дьявол не был хрестоматийным чертом с рогами на голове, клыками, горящими, как красные угли, глазами, шерстью, длинными когтями и не менее длинным хвостом существом, – вовсе нет! В большинстве случаев он имел облик обычного интеллигентного человека, иногда очень привлекательного и милого, которого надо было победить в интеллектуальном споре. Дьявол был именно искусителем, а вовсе не чертом из сказок, он вовсе не пугал, как герои экранных ужастиков, а именно обольщал сладкими и высокими рассуждениями, вкус к которым Виктор почувствовал еще в детстве. Вообще интеллектуальная беседа всегда стояла для Виктора на первом месте, и дьявол умело пользовался этим, оставляя на второе обольстительных и желанных женщин, а на третье – презренные деньги, презренное злато, все эти сундуки, наполненные червонцами и каменьями, заранее зная, что Виктор К. питает к ним врожденное отвращение. Что же касается карьеры, красивых вещей, одежды, автомобилей, яхт, дворцов, дорогих безделушек и прочего, то с этой стороны воздействовать на К. было абсолютно невозможно: ко всему этому он был абсолютно равнодушие, и все эти, ценные для других, вещи были ему абсолютно чужды. Разве что книги, сначала чужие, а потом и свои собственные, появившиеся к тому времени, когда К. стал писателем. Поэтому искуситель должен был действовать в трех направлениях, пытаясь погубить душу К.: представляясь то в облике занимательного собеседника, то в виде соблазнительной женщины, или даже последней шлюхи, или в виде книги, тонкий интеллектуальный яд которой был поначалу не совсем ясен для читающего ее человека. Впрочем, распознавать интеллектуальный яд, таящийся в книгах, Виктор К. научился очень рано, и дьяволу приходилось теперь рассчитывать только на утонченную беседу, а позднее в основном на женщин, которые и губили К. по жизни наиболее успешно. Можно даже сказать, что со сторону женщин искуситель имел, губя Виктора, наибольший успех, и умело этим пользовался, предоставляя к его услугам то огромные душевые на стадионе в Аркадии, наполненные сотнями моющихся спортсменок, которые протягивали к двенадцатилетнему Виктору свои полные, худые, натруженные, белые, а также покрытые загаром руки, демонстрировали ему свои зады, груди и прочее, отчего оглушенный этим бесстыдством мальчик чуть не умер от страха и от стыда; то подсылал он к нему в детстве развратных юношей, которые пытались научить его развратным вещам, то развратных нянечек в санатории, которые своими вожделенными взглядами и телодвижениями демонстрировали непомерную похоть, то соблазнял его обиженными купальщицами на пляжах, то откровенными шлюхами, которых было всегда много в Аркадии, как, впрочем, и во всех других городах, в которых Виктор время от времени жил, или по которым проходил, скитаясь по миру и убегая от своей неустроенной судьбы. Впрочем, и со шлюхами К. научился со временем достаточно успешно справляться. Неважно было, шлюха женщина или нет, неважно даже, стала ли эта шлюха твоей законной женой, и ты вместе с ней вынужден теперь тащиться по жизни – все это было совершенно не важно, ибо достаточно было шлюху опоэтизировать в своих мечтах, достаточно было смотреть на нее, как на Прекрасную Даму, и сразу же шлюха, какой бы последней и мерзкой она ни была, превращалась в принцессу, в Идеальную Женщину, и дьявол был бессилен через нее чем-либо навредить К.