Книга История моего безумия - Тьерри Коэн
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Прошлое не отпускало его, раны все еще кровоточили.
– Написал? – спросил я, надеясь отвлечь его.
– Завершив учебу, я получил должность ассистента в престижном университете, собирался писать диссертацию, но мне было неинтересно состязаться с себе подобными, демонстрировать им свои знания. Я хотел покорить мир и начал писать роман, рассчитывая прославиться. Я работал пять лет, тратил на сочинительство все свободное время, просиживал ночи напролет. Ты никогда не поймешь, что такое настоящий писательский труд. У тебя плоский, пустой, банальный язык. Сочинительство – это вечный бой, и я мужественно сражался, а когда закончил, был уверен, что создал шедевр. Мой роман и был шедевром.
– И ты разослал рукопись издателям…
Я забежал вперед, и его лицо еще больше потемнело, дыхание стало прерывистым.
– Разослал. И все мне отказали. «Написано блестяще, но… история скучная».
Он стукнул кулаком по столу, и картинка на мгновение сместилась.
– Кого волнует история?! – выкрикнул он. – История – предлог, она – раствор, позволяющий связать слова во фразы, показать всю тонкость и красоту языка! Все истории давно написаны! Разве после появления библейских текстов кто-нибудь придумал хоть один новый сюжет, описал неизвестные чувства? А потом я понял… издательствами руководят маркетологи, а вовсе не блюстители чистоты языка. Им нужен саспенс, сюжеты, пригодные для экранизации. Они хотят получать «продукт», который можно продавать с помощью рекламы и выставлять на полках супермаркетов между пачками стирального порошка и бутылками пива.
Эти аргументы были мне знакомы – я сам использовал их, но в других целях. А сегодня слышу обвинения в свой адрес, потому что в его глазах олицетворяю победу коммерческого начала.
– Все не так просто, – возразил я. – Некоторые издательства ищут в текстах именно красоту языка, сюжет для них вторичен.
– Повторяю, отказали все! – взвился он. – Те, о ком ты говоришь, ответили, что я пишу… высокотехнично, но недостаточно… человечно.
Он замолчал, как будто хотел отыскать в хаотичном нагромождении мыслей ускользающую логику.
– Ты написал еще что-нибудь?
– Нет. Запал исчез. Зачем убиваться ради невежд? Я защитил диссертацию. Без вдохновения. Стал профессором провинциального университета. А через несколько лет появился ты.
– Я?
– Да. Ты был повсюду. В газетах и глянцевых журналах, на рекламных щитах… Ты стал писателем!
Он засмеялся, как безумный.
– Сэмюэль Сандерсон, мускулистый красавец с весьма заурядными способностями, сочинил роман и за несколько недель стал звездой. Это было невероятно, немыслимо. И несправедливо. Я купил книгу… прочел от корки до корки. И что же? Набор штампов, сентиментальная интрига, достойная худших образцов телемыла, случайный набор слов. Но ты нашел издателя и вкушал плоды славы. Я прочел все рецензии. Только самые смелые и независимые критики высмеивали твой стиль, но свора бескультурных журналистов, обожающих аромат известности, пела тебе осанну. Я узнал, что у тебя очаровательная жена и маленькая дочка. Ты преуспел во всем, а я проиграл. Это была черная несправедливость. Я возненавидел тебя за то, кем ты стал, чего добился. Каждый твой новый роман, каждое появление на публике оскорбляли меня. Я перестал читать прессу, не включал телевизор, но это не помогло. Билборды с улиц никуда не делись, женщины читали твои романы в транспорте, в кофейнях, в парках. Меня всегда завораживала их способность отключаться от реальности и погружаться в твой мир, лить слезы и улыбаться, забывая обо всем на свете. Я чувствовал, что схожу с ума. А потом…
Он замолчал, снова уйдя в себя, и его лицо помрачнело.
– Что – потом? – спросил я участливым тоном.
– Потом я встретил женщину. Она была не от мира сего. Нежная, великодушная, милая… И очень наивная. Идеальная добыча для всех мерзавцев-соблазнителей. Она восхищалась мной, гордилась, что ее муж – профессор литературы, автор большого романа. Для нее не имело значения, что я преподаю в провинциальном университете, а рукопись мою отвергли… Она всегда смотрела на меня с любовью, уговаривала вернуться к писательству. Я снова обрел надежду и веру в себя. Я был для нее непререкаемым авторитетом в литературе. Если я говорил: «Обрати внимание на эту книгу», – она немедленно следовала моему совету. Но однажды я застал ее за чтением одного из твоих романов: она лежала на диване и плакала, листая страницы. Романтическая, простодушная натура сыграла с ней злую шутку. Не представляешь, как я был разочарован. В тот вечер мы впервые серьезно повздорили, потом стали ссориться все чаще. Я не мог позволить ей понапрасну тратить время, мне хотелось быть ее Вергилием в мире настоящей литературы. Я должен был научить любимую женщину отличать высокий стиль от ремесленных поделок и…
Он не закончил фразу, я понял, что больше ничего от него не услышу, но все-таки спросил:
– И что же случилось?
Он издал презрительный смешок.
– Вот ты и расскажи. Берись за дело. Время идет, и мне начинает казаться, что ты не успеешь к сроку.
– Успею, не сомневайся.
День 8-й
Несколько последних дней я описывал свое погружение в полный обмана мир социальных сетей. Рассказал о встрече с Джессикой, о том, как был разочарован, когда потерял ее. Сегодня утром, прочитав эти страницы, Джим наконец-то решил объяснить мне истинные причины своей ненависти.
– Итак, ты винишь в своем падении социальные сети? – спросил он.
– Не совсем так. Если ты читал внимательно, должен был понять, что я не считаю Интернет катализатором всех моих несчастий. Я и без него пошел бы ко дну – раньше или позже. Без Даны я перестал быть собой.
– И надеялся найти себя с… Джессикой?
– К ней я испытывал не только сексуальное влечение.
– Но ты трахнул ее на первом же свидании! – взорвался он.
– Мы занимались любовью.
Я испугался, что он сейчас выключит камеру, и поспешил задать мучивший меня вопрос.
– Чем у тебя кончилось с той женщиной?
– А ты не догадываешься? – процедил он, и в его глазах зажегся нехороший огонек.
– Нет.
– Она влюбилась в тебя.
– Что-о-о?
– Джессика, моя Джессика, влюбилась в тебя.
Экран погас.
Я был ошеломлен. Джессика – жена Джима! Единственная женщина, которую он любил! А я отобрал ее у него. Теперь все понятно. Впрочем, нет. Я не знаю, встретились мы с ней случайно или Джим намеренно упомянул мое имя. Нет, он бы не стал. Будь это так, Джессика бы мне непременно рассказала. Что он с ней сделал? Неужели убил, чтобы отомстить за измену?
Я так нервничал, что не мог усидеть на месте и всю вторую половину дня мерил шагами тесную камеру, задавая себе один-единственный вопрос: виноват ли я в смерти Джессики?