Книга Под псевдонимом "Мимоза" - Арина Коневская

Капризная и утонченная, она никоим образом не подходила для учебы в «мужском» институте, но решила идти по стопам отца. От поклонников у нее не было отбоя, однако многим из них — весьма перспективных — она предпочла неотесанного Савву. Ну, особенно-то удивляться было нечему, ведь он был, как говорится, «косая сажень в плечах». И «флюиды» сильного характера, словно истекавшие из широко посаженных карих глаз, привлекали к нему немало девичьих сердец.

Они стали встречаться, сначала по субботам на танцах в институтском кафе «Селена», потом ходили в кино. И однажды почувствовав, что Кира ждет от него чего-то большего, Савва пригласил ее на концерт Анны Герман. Там впервые увидел он шикарно разодетую публику, надменную и самодовольную. Вмиг осознал, что и Кира относится именно к ней, а он… Ему почудилось даже, что она стесняется его — простоватого «тюфяка» в мешковатом пиджаке и «скороходовских» ботинках. Но прозвучавшая на «бис» из уст замечательной певицы «Надежда», ставшая к тому времени всенародным шлягером, как-то сгладила впечатление от социального контраста с людьми из «Березки». И смертельно влюбленному Сатинову удалось завлечь Киру к себе домой. Ее податливость и страстная опытность поначалу удивили его — ведь она казалась ему невинной и щепетильной недотрогой. Что ж, подумал потом Савва, — я ведь тоже уже не мальчик… И через несколько дней пригласил возлюбленную в Большой зал консерватории, где публика была совсем другая — преобладали скромные интеллигенты да студенческая молодежь. Они проникновенно слушали «Неоконченную симфонию» Шуберта, затем — Первый концерт Шопена. Охваченный романтическим чувством, Савва трогательно держал Киру за руку. И снова — страстные объятия на улице Руставели. Но на сей раз он, позвав ее на кухню, достал из холодильника заготовленную заранее бутылку шампанского и апельсины. Резко вздохнул и выпалил из себя: «Я давно люблю тебя, Кирочка, будь моей женой!»

Девушка вздрогнула в ответ, и бледная кожа ее красивого личика с выщипанными бровями обрела розоватый оттенок. Немного помедлив, она сказала:

— Но Саввик, мы же совсем недавно познакомились, ты ведь меня не знаешь!

— Знаю и люблю, стань моей навсегда! — с юношеским пылом повторил он свое предложение руки и сердца, но взглянув на нее, впал вдруг в некоторое замешательство.

А она молчала, устремив глаза в пол. Затем кокетливо пожав плечами, нерешительно промолвила:

— Ты нравишься мне, Саввик, но гм… к свадьбе-женитьбе я не готова. И родители мои говорят: сначала, мол, институт закончи, а потом, что хочешь, то и делай, понимаешь?

— Понял, но не в родителях дело. Пойдем, провожу тебя до троллейбуса, пока еще не поздно, — хмуро пробормотал он, подавая пальто несостоявшейся невесте… Удар для студента Сатинова был поистине неожиданный. Он-то, простак, думал — она его тоже любит, и на близость с ним согласилась сразу. Но московские понятия о морали были несколько иными, чем его, старомодно-провинциальные.

Отказ Киры страшно уязвил Савву. Он понял, что в глазах благополучных коренных москвичей выглядит «лимитчиком» — это мерзкое прозвище, брошенное в его адрес, он слышал неоднократно. И Сатинов решил доказать себе самому, что и он, «деревенщина», не «лыком шит». К окончанию института Савва достиг немалых успехов, получив направление в конструкторское бюро крупного «ящика» — в то время так называли закрытые предприятия. А с женщинами встречался с тех пор без серьезных намерений…

Ему исполнилось тридцать, когда на лестнице своего КБ заметил он высокую фигуристую девицу в платье из джерси, туго обтягивающем ее развитые формы. Познакомились. Ульяна оказалась новенькой лаборанткой. Сразу бросилось в глаза — не москвичка. Распущенные длинные волосы, некрасивое накрашенное лицо и пухлые губы выглядели беззастенчивым призывом. Но уговорить ее заехать на улицу Руставели, ему, ведущему инженеру Сатинову удалось лишь спустя полгода. И осушив у него на кухне бокал «ркацители», она решительно направилась к выходу. Вот уж чего-чего, но такого многоопытный ловелас Савва не предвидел! Неожиданно для самого себя он схватил ее за руку и спешно пробормотал:

— Останься, Ульяна! Выходи за меня!

Глаза девушки радостно блеснули, и в тот миг она представилась ему настоящей красавицей. Еще больше поразило Савву, что Ульяна была невинна… Через девять месяцев у них родился сын Виктор.

Но семейное счастье ведущего инженера Сатинова длилось недолго. Его супруга стала давить на него — то машину захотела, то в родном ей подмосковном Хотькове старую бабушкину избу решила в добротную дачу перестроить. И пришлось бедному Савве ездить по выходным на заработки, «шабашить», а во время отпуска отправляться за длинным рублем на Север… А душа его устремлялась к другому — он все сильнее жаждал познавать большой мир.

Обостренное переживание царившей кругом несправедливости толкало его к сближению с себе подобными. Он начал зачитываться самиздатом, обсуждать с друзьями «на кухнях» события — особенно в преддверии «перестройки». Приходил домой нередко на рассвете. Ульяна свирепела. А он, к тому времени изучивший характер жены — жадный и тщеславный, оставался равнодушным к ее скандалам. Ведь он ее и не любил никогда, а теперь даже понял, почему она недотрогой-то была — вовсе не по причине чистоты душевной, а потому, что цель себе поставила — удачно замуж выйти.

На предприятии своем Савва постепенно обретал известность своими яркими выступлениями на собраниях. Начальство, желая привлечь его на свою сторону, предлагало ему в партию вступить. Но он не мог — совесть не позволяла. Однако несмотря ни на что, его избрали депутатом райсовета, а потом помимо каких-то собственных его усилий, стала быстро возрастать его популярность… Вскоре Савва Сатинов оказался избранным в Верховный Совет…

* * *

Через неделю Савва позвонил Маевской, пригласив ее на заседание Исполкома фронта… В уже знакомом ей кабинете теснились, громко усаживаясь, несколько десятков человек. Среди них был и бывший ее сокурсник Гусаров, приветливо кивнувший ей. И вдруг Аля заметила торопливо возникшего в дверях Метельского — исхудавшего Колобка, вмиг узнавшего ее. Ведь они были знакомы еще при жизни Игната Троянова.

А собравшиеся уже бурно увлеклись обсуждением информации о плане «Удар молнии», появившемся накануне в «Правде».

— Скоро все начнется, дзержинцы с утроенной силой тренируются на своих полигонах, а в Москву пригоняют омоновцев со всей страны.

— Кремль готовится к прыжку, скоро нас разгонят!

— Ты думаешь, что это так уж просто? Так народ и позволит?!

— Да народа твоего и спрашивать никто не будет. Пойми ты, «святая простота»! — раздавались возгласы кругом.

— И все же, товарищи, мы не можем, как овцы невинные, отдать себя на заклание этим подонкам! Надо собирать митинги в Москве. А кое-кто из нас двинет в регионы: будем призывать к гражданскому неповиновению, разъяснять людям, что к чему! — воскликнул Сатинов.

Кто-то вторил ему, а иные кричали:

— На армию одна надежда, слышите? Только военные могут остановить этот беспредел!