Книга Свадебный рэп - Виктор Смоктий

— Глеб Виссарионович, в чем его радикальность?

— Хороший вопрос, спасибо, — поблагодарил журналиста Оракул. — Многие беды нашего государства происходят, видимо, оттого, что, проголосовав за последнюю Конституцию, мы неосмотрительно завысили правовую планку и никак не можем до нее допрыгнуть. Вы знаете, что и Конституционный суд вынужден все время констатировать несоответствия наших политических отправлений положениям Конституции. Это обстоятельство провоцирует нестойкие умы на размышления о неполноценности нашей Конституции и, что греха таить, о ее ущербности.

Согласитесь, в таком состоянии государство жить не может. Для снятия абсолютно всех противоречий между жизнью и Основным законом, каковым является Конституция, я предлагаю обсудить проект так называемой Практической Конституции, которая идет не от идеальной умозрительной модели, а от самой жизни.

Журналисты переглянулись, явно «не догоняя», как говорят они сами, Оракула.

— Наша Практическая Конституция — это есть сама жизнь, воплощенная в законе.

— А нарушения прав человека, разворовывание государственного бюджета, коррумпированность на самом высоком уровне — это есть в жизни, значит, это тоже конституционно? — сердито выкрикнула девушка из «молодежки».

Глеб Виссарионович пожевал губами, выбирая слова для ответа.

— Да, и в этом — революционная очищающая сила нашей новой Конституции, ибо основополагающая статья нашей Конституции — что ни произошло, то и конституционно. Поймите меня правильно: задача Практической Конституции — вылечить общество от комплекса невозможности исполнения Конституции сегодняшней. Сколько можно мучиться? Так можно и свихнуться. По нашему представлению, Практическая Конституция будет краткой и ясной, как закон Ома или правила карточной игры «Три листика», и отражать глубинные жизненные процессы.

Отличие Практической Конституции от действующей заключается в том, что она выполняется без всяких референдумов и голосований всеми участниками общественного процесса, вами, мной, вон дворником…

— И наемными убийцами? — выкрикнула все та же сердитая журналистка.

— Они тоже участники общественного процесса, — терпеливо разъяснил Оракул, — и совершенное ими тоже по праву должно стать тканью Практической Конституции.

— А где можно ознакомиться с текстом этой Конституции? — спросил рассудительный бородач с цифровой видеокамерой.

— Там, собственно, и знакомиться особенно не с чем. Ведь Конституция состоит из одной-единственной статьи, которая, как мне кажется, является альфой и омегой нашего законотворчества, так сказать, краеугольным камнем Конституции. А что может быть устойчивее здания, состоящего из одного краеугольного камня? — весело спросил Оракул журналистов.

— Можно узнать, что это за статья?

— Конечно, это не секрет. Если вы заметили, у меня вообще от вас никаких секретов нет. Так вот эта статья, первая и последняя, гласит: «Все ветви власти подлежат амнистии».

Журналисты безмолвствовали.

— Там была еще одна статья, — прервал тягостное молчание Оракул. — «При равных очках банкирская берет», но потом я вспомнил, что это правило карточной игры «бура».

— Глеб Виссарионович, когда может быть принята ваша Конституция? — спросила сдавшаяся сердитая журналистка из «молодежки».

— А она уже принята, если вы дадите себе труд заметить, — не желая скрывать ехидство, сказал Оракул.

— А как же прежняя Конституция? — простодушно спросила девушка из журнала для подростков, совершенно запутавшись в лукавых хитросплетениях Глеба Виссарионовича.

— Не вижу проблемы, — сказал, снисходительно улыбаясь, Оракул, — ведь Конституций, как и голов на государственном гербе, тоже может быть две.

Журналисты рассмеялись.

— Это вы серьезно? — спросила его сердитая девушка.

— Гадом буду, — торжественно сотворил Оракул тюремную клятву.

И журналисты испуганно замолчали.

Уимблдонский финал

У Начальника на столе загорелась лампочка вызова секретной линии. Вздохнув, он отложил газету «Спорт-экспресс», любимую им за то, что она описывает события, к которым контора Начальника не имеет почти никакого отношения, и взял трубку.

— Он приходил, — выдохнула трубка без предисловия.

— Кто? — без удивления спросил Начальник.

— Тот, кого все разыскивают, — таинственно прошептала трубка.

Начальник взглянул на большую карту мира, занимавшую почти всю десятиметровую стену кабинета, и увидел, что горит лампочка около Лондона. Там, под крышей «Волынимпортэкспорт», работал довольно исполнительный расторопный агент, знакомый Начальнику еще по ЦК ВЛКСМ. Благодаря его осторожной и расчетливой деятельности англичане до сих пор были уверены, что «Волынимпортэкспорт» скупает шотландские волынки, не подозревая, что волынами на оперативном языке называется автоматическое оружие.

— Ты, что ли, Сергей Петрович? — спросил Начальник.

— Узнали?! — восхищенно выдохнули на том конце линии.

— Кончай говорить загадками, у меня на них времени нет. Кто пришел и почему ты звонишь по этому поводу?

— Санкционируете открытую передачу информации? — спросила трубка.

— Давай-давай, все равно ведь ты все разговоры записываешь.

— Достоевский приходил, — сказала трубка и выжидательно замолчала.

— Где он может быть сейчас? — спросил Начальник, честно говоря, заинтригованный сообщением, — ведь появился агент, числившийся в пропавших без вести. В буквальном смысле слова всплыл. Чего он хочет и куда направился?

— В Уимблдоне, — уверенно сказала трубка.

— Аргументируй, — потребовал Начальник.

— Во-первых, на нем был котелок, во-вторых, он взял у меня зонтик.

— Снаряженный? — спросил Начальник.

— Да, с ампулой трупарина.

— Все нормально, Сергей, — успокоил соратника Начальник, — если он взял зонтик с ядом, значит, хочет кого-то убить, значит, он снова в работе. Докладывай кодом о случаях применения зонтика. Отбой.

«Котелок — это, по-моему, скорее дерби в Эскоте, чем турнир в Уимблдоне, там должен быть цилиндр, а не котелок. Впрочем, Достоевский сам разберется, где ему искать Джеймса, обыгравшего его по всем статьям», — подумал Начальник и углубился в размышления о том, что же ему самому делать дальше и как превратить видимый проигрыш в выигрыш.

Уимблдонский турнир невозможно себе представить без клубники в сливках, дождей и зонтиков. Когда Достоевский отпустил такси, дождь, сорвавший выступление четвертьфинальных пар, закончился, и выглянуло солнце. Однако игры еще не начались, площадки утюжили специальными барабанами, собиравшими воду. Публика скучала на трибунах в ожидании продолжения.