Книга Рабыня моды - Ребекка Кэмпбелл

—Спасибо, твои слова очень порадовали меня. — Я сказала это с улыбкой, да и на самом деле мне не было так уж плохо. Думаю, «Дюбонне», вино и «Гиннесс» произвели необходимый эффект. — А сейчас? Ты на самом дне?

— А! — сказал он, тоже улыбаясь. — Знаешь, как показывают в фильмах про подводные лодки, когда ребята сверху взрывают их? Лодка ложится на самое дно, какой-то парень обходит ее и меняет все светлые лампочки на красные, а потом лопается труба, и кто-нибудь бьет по ней гаечным ключом, пока из нее не перестает течь. Что ж, вот так и я: глаза красного цвета и немного подтекаю.

С этими словами он встал, указал в сторону мужского туалета и, подмигнув мне — он легко мог очаровать какую-нибудь доярку Керри в 1932 году, — ушел вразвалочку. Я допила «Гиннесс» и выбралась на улицу. Снова перешла дорогу. В этот раз я уже не медлила перед тем, как войти в «Блэк лэм». Я бросилась прямо в объятия паба — смешение стилей готики и барокко.

Внутри было достаточно тихо. Я оглянулась в поисках Лайама, но не увидела его. В баре я заказала большую порцию джин-тоника. Поблизости не было никого знакомого мне по первому визиту. Я чувствовала облегчение и разочарование, но все же в крови продолжал кипеть адреналин. Или это был какой-то другой гормон? Я села и задумалась. Может, я пришла не ради мести? Возможно ли, что меня привело сюда желание потрахаться? Нет, нет и нет» Это было бы слишком просто и ужасно! Я пришла сюда, чтобы закончить всю эту историю и очистить рану от яда. Именно так!

Я села за тот же столик. Мой позитивный настрой испарился, и я провалилась в тяжелую депрессию. Старик скрипач оказался прав: приходить сюда было безумием. Сумасбродным печальным поступком. Сумасбродным, печальным и глупым. Сейчас Лайам в любом случае ничем не смог бы помочь мне. Моя история осталась в прошлом. А для чего еще, в конце концов, нужна мода, как не для движения вперед? Я же осталась позади. Я посмотрела на окружающие меня яркие украшения. Нимфы и дриады превратились в насмехающихся надо мной чертей. Птицы, выгравированные на стекле, превратились в грифов. По стенам текла кровь. Я заказала еще один джин-тоник.

Я снова задумалась о том, как все в моей жизни повторяется. Люди считают, что развитие моды идет по кругу, но это не так. Доказательство этому — фиаско Пенни в костюме-сафари на водочной вечеринке. Скорее, мода движется по спирали, и многое снова становится популярным, но в измененном виде. Петли спирали становятся все меньше и меньше, поэтому мода возвращается очень быстро, и от этого возникает ощущение одновременной новизны и избитых повторений, которое сбивает нас с толку. Такой же казалась и моя жизнь — постоянное возвращение назад к истокам, все обыденное, но одновременно обновленное. Мой мир неконтролируемо двигался по спирали вниз.

— Судя по твоему виду, тебе нужен друг. — Голос вырвал меня из задумчивости. Он был глубокий, мрачный и путающий, как звук старых костей, которые толкут в ступе устрашающих размеров.

Я пригнула голову практически до мокрой поверхности стола. Потом подняла глаза и увидела огромного мужчину, напоминающего разрушенную глыбу из Стонхенджа. Как многие из давно пьющих людей, он был одет в костюм, правда, этот был темного цвета, хорошо скроен и выглядел так, как будто был сшит специально для него. Да и сложно было представить, как такие массивные плечи могли уместиться в одежде, снятой с вешалки в магазине. Я узнала в этом мужчине «Франкенштейна», с которым разговаривал Лайам.

— Я знаю тебя. Ты — Джонах. Большой Джонах, а правильнее было бы называть тебя — Джонах-гигант. Или Большая Кость. Нужно придумать что-нибудь созвучное твоему имени.

— Твое лицо мне знакомо, но не думаю, что я имел удовольствие знать тебя, — ответил он со странной обходительностью дипломата, только начинающего общаться на новом языке. И хотя телосложением Джонах напоминал монолит, в нем не было ничего особенно пугающего. Думаю, его внешность подтверждала старую избитую мысль о действительно сильных мужчинах, которым нет необходимости доказывать это. И конечно, не перед девушками весом в четырнадцать фунтов в явно расстроенном состоянии. (Ну ладно, ладно, восемь с половиной.) Вот так вот, или я была настолько пьяна, что приласкала тигра?

— Постой, — продолясил он, — я знаю, ты Кэти, так ведь? Кэти… Кэти… Касл.

— Да, угадал с первого раза.

Он улыбнулся — у него были крепкие желтые зубы.

— Есть три вещи, которые я никогда не забываю: имя, лицо и долг. Не возражаешь, если я на чуток присяду и мы поболтаем?

Я покачала головой — это можно было воспринять и как согласие, и как отказ. Он решил, что я за.

— Лайам рассказал мне… в общем, он говорил о тебе.

— Я пришла сюда поговорить с ним. Есть кое-что, что мне… нужно сказать.

— Может, это не очень хорошая идея.

Эта фраза уже начинала доставать меня.

—Какого черта тебе это знать? — Осторожно, Кэти, не забывай: этот человек — грубый злодей.

Джонах провел рукой по затылку. Он уже начинал седеть, и его волосы были коротко пострижены.

—Ты имеешь какое-то представление о работах Фридриха Ницше? — спросил он после паузы.

— Ты что, собираешься ударить меня своим молотком? — спросила я, широко открывая глаза, как Бетти-Буп в мультфильме. Казалось, мои слова огорчили Джонаха.

— Молоток — полезный инструмент. С его помощью можно строить, а можно и ломать. Но я пользуюсь им, только когда человек демонстрирует полную неспособность понять простой силлогизм.

— Что за шайлогимсум? — Вот черт! А мне казалось, что я вполне контролирую себя! Но видимо, для того чтобы освоить такое хитрое новое слово, мне нужно было воздержаться от «Дюбонне».

— Это доказательство с двумя исходными и выводом, как…

—Да, я вспомнила! — Я перебила его, так как очень хотела воспользоваться шансом и восстановить репутацию. — Вот, например: все мужики сволочи, Лайам Каллаген — мужчина, поэтому он сволочь. К черту философию — она, несомненно, запудрила мне мозги!

Джонах улыбнулся слабой (всего лишь слабой!) зловещей улыбкой:

— Я же сказал — Ницше…

— Большие усы.

— Да, большие усы.

— Немного фашист?

— Да, правильно, может, совсем чуть-чуть фашист. Но он не был антисемитом. Он считал, что евреи ближе всех к тому, чтобы называться господствующей расой в Европе. Но думаю, я должен рассказать тебе о трех превращениях духа. Это способно помочь обрести внутренний мир или по крайней мере понимание того, где ты находишься.

— Звучит забавно. — У меня снова заканчивались силы, и я была не способна ни на что, кроме саркастических замечаний.

— Что ж, может, и не забавно, но Ницше был не прочь повеселиться. В любом случае, видишь ли, дух должен пройти три стадии. Прежде всего он должен стать верблюдом…

— Верблюдом? Противным, вонючим, плюющим на людей животным? Спасибо. Это именно то, что мне нужно.