Книга Резинки - Ален Роб-Грийе
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Его оставили дожидаться в своего рода салоне-библиотеке, где было довольно мрачно. Так как никто не пригласил его сесть, он прогуливался туда-сюда вдоль полок с книгами в переплетах, рассеянно читая на ходу отдельные заглавия. Целый стеллаж был занят книгами о чуме — как историческими, так и медицинскими.
Через комнату прошла какая-то женщина, затем еще две и маленький худой человек в очках, который, похоже, очень спешил. Наконец медсестра вернулась и — словно она о нем забыла — спросила у него, чего он ждет. Он ответил, что ждет доктора Жюара.
— Но ведь доктор только что ушел, вы его разве не видели?
Трудно было поверить, что она над ним не смеется. Как мог бы он догадаться, что человек, которого он видел, был доктором Жюаром, ведь он его не знал. И почему она не сообщила о его визите, как он ее об этом попросил?
— Не сердитесь, мсье; я думала, что перед уходом доктор с вами переговорил. Я ему сказала, что вы здесь. Его только что вызвали по очень важному поводу, и он никак не мог задержаться — ни на минуту. Так как доктор во второй половине дня очень занят, он спросил, не могли бы вы подождать его ровно в половине пятого в зале ожидания на вокзале, между телефонами и буфетом; это единственный способ повстречаться с ним сегодня: сюда он вернется лишь поздно вечером. Когда я увидела, как доктор входит в салон, я подумала, что он сам назначил вам встречу.
Проходя мимо, маленький доктор посмотрел на него украдкой. «Здесь встречаются странные врачи».
Поскольку у него оставалось время, Валлас направился в дом негоцианта Марша. Однако когда он позвонил, ему никто не ответил. Это ничего не значило, так как Лоран пересказал ему в общих чертах свой разговор с человеком, который считал себя приговоренным к смерти. Тем не менее ему самому хотелось бы оценить психическое состояние этого человека. Лоран изображал его так, будто по нему смирительная рубашка плачет, и то, как он вел себя в его кабинете, подтверждало, по меньшей мере отчасти, это мнение. Но по некоторым пунктам Валлас не разделяет убежденности комиссара в напрасности опасений Марша: в самом деле, то, что расправа над новой жертвой состоится сегодня вечером, более чем вероятно.
Снова спустившись по лестнице, Валлас спросил у консьержа, не знает ли он, когда вернется его жилец. Мсье Марша только что уехал на машине, на несколько дней, со всей семьей; наверное, он получил известие о кончине ближайшего родственника: «Бедняга был сам не свой».
Негоциант проживает в южной части города, недалеко от квартала экспортеров леса. Оттуда Валлас дошел до вокзала, снова пройдя по Берлинской улице и площади Дворца Правосудия. Затем он пошел вдоль нескончаемого канала, окаймленного по другому берегу рядом старинных домов, чьи узкие островерхие крыши, как-то тревожно наклонившиеся над каналом, вот уже несколько веков подтачивает вода.
Проникнув в зал ожидания, он сразу же увидел маленький никелированный магазинчик, где гарсон в белом фартуке торговал бутербродами и газированной водой в бутылках. В пяти метрах справа находилась телефонная кабина — одна. Он стал прохаживаться, бросая частые взгляды на циферблат больших настенных часов. Доктор опаздывал.
Зал ожидания был битком набит спешившими во все стороны пассажирами. Валлас ни на пядь не отступил с указанного доктором места, так как толпа была такой плотной, что он опасался не заметить доктора, когда тот придет.
Валлас начинает беспокоиться. Уже давно прошло назначенное время, и неприятное ощущение о посещении клиники усиливалось с каждой минутой. Наверное, произошло недоразумение. Медсестра переврала сообщение доктора в том или ином смысле — а может, и в обоих.
Надо было позвонить на Коринфскую улицу и потребовать объяснений. Так как в находившейся здесь стеклянной кабине не было справочника, Валлас спросил у продавца лимонада, где можно было бы его найти. Продолжая раздавать свои бутылки и отсчитывать сдачу, тот показал ему туда, где Валлас, несмотря на все свои старания, смог обнаружить лишь продавца газет. У него создалось очень сильное впечатление, что гарсон не понял, что ему нужно. Тем не менее он зашел в крохотный магазинчик, где, понятно, справочником и не пахло. Среди иллюстрированных изданий и приключенческих романов в ярких обложках на витрине были и канцелярские товары; Валлас попросил показать ему резинки.
В этот-то момент доктор Жюар и открыл дверь. Он ожидал в другом конце зала, где и находится настоящий буфет и целый ряд телефонных кабин.
Доктор не сказал ему ничего нового. Валлас, из осторожности, не захотел рассказывать о заговоре, и Жюар лишь повторил то, что рассказывал главному комиссару сегодня утром.
Валлас, само собой, сел на Привокзальной площади на тот же трамвай, что и накануне вечером, — который довез его в сторону улицы Землемеров. Вышел на той же самой остановке, и теперь он идет по Циркулярному бульвару, который возвращает его к маленькому кирпичному особняку и жалкой комнате в кафе «Союзники». Снова глухая ночь. Валлас продвинулся вперед ничуть не больше, чем вчера, когда прибыл сюда по той же самой дороге.
Он входит в большой кирпичный дом, который возвышается на углу улицы. Для проверочного допроса консьержа ему придется показать свою розовую карту и, вероятно, сознаться в том, что утром он схитрил, говоря о дружбе своей матери с мадам Бакс.
По тому, как встречает его толстый жизнерадостный человек, Валлас видит, что он его узнал. Когда он говорит ему о цели своего визита, консьерж улыбается и попросту замечает:
— Утром я сразу понял, что вы из полиции.
Затем весельчак объясняет, что его уже допрашивал один инспектор, которому он говорил, что ему ничего не известно. Тогда Валлас заговаривает о юноше, на подозрительное поведение которого обратил внимание консьерж. Тот воздевает руки к небу:
— «Подозрительное!», — повторяет он.
Ему как раз и показалось, что инспектор придавал этому молодому человеку такое значение, от которого он сам далек был… и т. д. Валлас констатирует, как будто другого и не ожидал, что комиссар Лоран не ошибался, подозревая своего подчиненного в несвоевременном «рвении». Так, консьерж не говорил, что во время этих встреч они спорили, просто время от времени «повышали голос». Не говорил он и того, что студент частенько был пьян. Да, он видел, как тот показывал рукой на маленький особняк своему товарищу, когда они проходили мимо, но он не говорил, что этот жест был угрожающим; он просто говорил, что «жесты были заметными» — как это бывает со всеми молодыми людьми его возраста, азартными или нервными. Наконец консьерж добавляет, что в прошлом — хотя, по правде говоря, и редко — профессору уже случалось принимать студентов с факультета.
В зале кафе царит теплая и приветливая атмосфера, несмотря на некоторую спертость воздуха — табачный дым, человеческое дыхание, запах белого вина. Народу много — пять или шесть посетителей, которые смеются, громко говорят, все одновременно. Валлас вернулся сюда как в убежище; ему хотелось бы назначить здесь какую-нибудь встречу; он стал бы здесь ждать целыми часами, затерявшись в шуме пустых споров — попивая грог за этим немного уединенным столиком…