Книга Козулька - Дарьяна Антипова

И потом требовалось время, чтобы засушить его до прежнего состояния и укутать тканями. Чтобы не мешало и не напоминало о себе.

Янка водила ладонью по спине рояля.

И снова думала о том, чтобы открыть. Заиграть. Снова захотеть чудес и вспомнить о том вечере перед Новым годом и глаза Димы. И его подарок. Но ее позвали, и Яна пошла в студию.

Прожектора кинокамер были направлены Янке в лицо. Утренний эфир. Семь утра. Май. Глаза, похожие на щелочки, не раскрывались даже на ярком свете. Экраны на стенах прямого эфира транслировали запись на весь край. Какая она молодец, какой замечательный вышел у нее роман, и какой успех приобретает подростковая передача. Ведущая на шпильках что-то говорила о высоких рейтингах, о презентации на московском фестивале СМИ. Янка устало смотрела на микрофоны и думала о том, как бы не забыть улыбаться. Еще ей показалось на огромном экране, что она сильно похудела, и щеки выглядят очень впавшими. А глаза — бесцветными. Конечно, сидячая учебная жизнь никому не приносит красоты.

Руслан стоял за дверью студии. Он в очередной раз хотел помириться. За несколько минут до эфира подарил Янке огромный букет белых лилий — и как вспомнил, что это единственные цветы, на которые у нее аллергия?

— Мы слышали, что тебе предложили место редактора нового детского приложения в той газете, с которой вы сотрудничаете всего пару месяцев? — задавала ведущая вопросы. А Янка почему-то думала о том моменте, когда через много лет она станет известной журналисткой и вернется в родной город из… Англии, например, и нечаянно встретит на центральной улице Диму… Она слышала, что Дима хочет уйти из их класса в другую школу. На другом берегу реки. Его семья переезжала. А другой берег реки для них — это дальше, чем Англия.

— Мы знаем, что ваш литературный класс закрывают. Он многое тебе дал?

В городе по-прежнему будет три центральные улицы, по которым будут гулять школьники. Взад-вперед, взад-вперед. Люди так же будут мерзнуть зимними вечерами на остановках, потому что в их городе никогда не построят метро. Дома будут вкусно пахнуть воспоминаниями о первом годе в их литературном классе, об уроках и свешивающихся над книгами Димкиных волос. Каким он будет? Успешным музыкантом или юристом? Вспомнит ли о ней когда-нибудь? О том, что была у него девочка, которая всего боялась. Она писала всеми забытый роман. Выходила перед камерами и говорила что-то о приехавших в город музыкантах, о моде и новинках литературы.

А может быть, он просто не узнает ее и пройдет мимо?

Янка не знала, хорошо это или плохо, что он уже месяц не ходит к ним в школу. Что он садистски не появляется в ее районе. Не пытается с ней дружить, как все. Они не встречались даже на этих трех улицах. И Яна заставляла себя ходить на запись передачи для того, чтобы он увидел ее по телевизору. Или чтобы его мама видела ее по телевизору.

Нельзя воспринимать мир таким, со всеми его острыми углами и страшными чужими картинами по стенам, говорит Янкина бабушка. Надо уметь ставить барьеры, иначе можно сойти с ума. Яна поставила первый в жизни барьер между собою и Димой. Барьер из бездушных камер.

Вспомнила Янка во время эфира, глядя в глаза незнакомым ей людям с экрана, как осталась вчера вечером в классе. Она медленно ходила по кабинетам. По стенам — рисунки детей и никаких новогодних плакатов. Второй этаж, откуда зимой было видно звезды и снег. Здесь стоял грязный теннисный стол, а теперь Надежда Васильевна сделала ремонт и красивый конференц-зал. Вспомнила Янка, как пели они с Димой: «Далекая Офелия смеялась во сне, усталый бес, ракитовый куст. Дареные лошадки разбрелись на заре на все четыре стороны, попробуй поймай». Они прогуливали уроки под предлогом похода в библиотеку, говорили о музыке. И столько недоцелованного и недосказанного вспомнится на тех улицах через десять лет. И вспоминается сейчас. А ведь было всего два месяца. Всего два месяца счастья и теплого дома на холме.

Яна шла по улице Мира и вдруг увидела Диму. Он стоял около неработающего фонтана и курил. Как всегда, весь в черном. С гитарой за спиной.

Яна остановилась как вкопанная. На улице было очень тепло в эти майские праздники. И Яна шла в кино, где они собирались встретиться с Катькой. Уроки в школе должны были начаться лишь через три дня. Класс решили сохранить до окончания учебного года. А летом Надежда Васильевна мечтала выиграть новый грант.

— Хай! — послышался Димкин голос, и его наглая искрящаяся улыбка появилась прямо перед ее лицом.

Яна подняла глаза и почувствовала, как сердце ухает глубоко внутри. И опять это ужасное ощущение в животе.

— Привет, — ответила Яна и сжала за спиной руки. Это помогало ей сосредоточиться.

— Ну и где твой ненаглядный? — спросил Дима издевательским голосом. — У нас репа вчера была, скоро концерт, запись сингла. У него телефон отключен.

Он встряхнул над ней своими пушистыми длинными волосами. Янка промолчала. Дима вел себя так, будто он никогда не целовал ее. Никогда не был ее Черным музыкантом.

Она пожала плечами и, чтобы не смотреть Димке в глаза, достала сотовый телефон и нажала на вызов номера Руслана. Звонок сорвался.

Яна огляделась. Около университета, на небольшой полянке, заваленной желтыми березовыми листьями, бегали за мячом два парня в черных кепках. Они смеялись, кричали друг на друга шутливо. Солнце перевалило зенит и светило за городским парком между по-весеннему воздушных сосен. Димка подошел к Яне и встал рядом. У нее почему-то вспыхнуло лицо, она дернулась и наступила ему на ногу. Его огромные серо-зеленые глаза сияли совсем близко, так близко, что перехватывало горло. Янка сглотнула и прислонилась спиной к решетке забора.

— Может, сходим к нему домой? — предложил Димка. Яна, не поднимая глаз, кивнула.

Они молча сели в автобус и через полчаса приехали к Руслану домой, постояли у его двери в подъезде, пока Димка курил.

— Может, он у тебя под домом сидит? — спросил сквозь дым Дима, и Янка пожала плечами.

Они накручивали километры по району, мимо гаражей и складов, где между бетонных плит приютился скользкий юный мох и крапива. На окнах противоположных домов — массивные решетки.

И шли они все медленнее и медленнее. Янка лихорадочно думала о том, что она в джинсах и гадкой фланелевой рубашке, что она уже давно не подравнивала волосы и у нее пожеванные губы. Такие губы никого не привлекут.

Они постоянно сталкивались у светофоров, Дима элегантно предлагал руку, чтобы перейти по залитому водой тротуару или вместе перепрыгнуть заросшие открытые колодцы.

— Так как поживаешь? — спросила наконец Яна.

— Ничего. В новой школе не хватает прежнего «литературного» безумия, а так… все в порядке, — ответил Дима.

Яна облизала засохшие губы.

— Ты же знаешь, что нас закрывают? — Яна осмелилась посмотреть Диме в глаза.

Он пах горячим асфальтом и сигаретами, его загоревшие руки с мозолями от гитары подкидывали сумку с тетрадками и медиаторами. А выглаженная рубашка потемнела от пота.