Книга Козулька - Дарьяна Антипова

Осторожно освободив ноги, она поползла в другую комнату. Руслан стоял и смотрел. Помог встать. Зашептал:

— Ты чего?! Он же не спит!

Она молча пошла к туалету. Вышла и протянула руку.

— Руслан, дай мне одежду, я поехала домой.

Янка стояла посреди комнаты в платье. Куртка, сумка и обувь лежали в комнате родителей, тоже под кроватью. Руслан закинул их туда при первом звонке отца в дверь. Когда тот начал открывать своими ключами замок, засунул туда еще и Яну.

— Руслан, ты с кем разговариваешь?!

Стукнули об пол ноги. Отец вставал, поправлялся, кряхтел, хрипел как больной.

Одним движением Руслан запихнул девушку в «темнушку», туда, где стоял только холодильник да висели старые вещи. Янка огляделась. Ей было холодно, противно за себя. «Боже, дожить до шестнадцати лет, чтобы так унижаться…» От мыслей этих по телу расползался странный холод, будто она перепила чая с мятой. Моль пролетела в тонком луче света из комнаты. Янка взяла какую-то ткань, обернулась ею. Интуиция подсказывала ей — отец сейчас решит что-нибудь взять себе из холодильника. Ему обязательно приспичит достать сало, или варенье, или яблоки! Все, что угодно! Поэтому она, стараясь не шуметь, подтянулась на руках, уселась на ворчащий холодильник, обняла коленки, укуталась тканью и старым пальто. Так когда-то она пряталась в детстве от подруг на Новый год. Было темно. В двухкомнатной квартире спрятаться было сложно, все девчонки просто менялись известными к концу вечера местами. А Янка подскочила к мешкам со старыми вещами, приготовленными дальним родственникам, и вжалась в них, оставив на свету только круглую спину с тряпочкой, которая до этого момента изображала плащ. Ее искали минут десять, стали волноваться. Пинали мешки, думая, что она в них зарылась, пнули и ее спину… А она молчала, молчала, пока мама не заволновалась всерьез…

— Все, я поехал на работу! Утром чтоб был в школе! Мать с сестрой вернутся из деревни завтра.

Стукнула входная дверь.

Яна вышла на свет и прошла в родительскую комнату. Там она быстро оделась и молча смотрела, как одевается Руслан. Оставаться в чужой квартире с постоянной угрозой приезда отца было страшно и неприятно.

Крепко обняв Янку, Руслан молчал. Иногда только целовал ее волосы, выбившиеся из-под вязаной шапки, чуть дышал ей в ухо. Шапка становилась влажной от его дыхания. Они дошли до остановки и сели в автобус. Наверное, последний автобус до ее района.

Примерно через двадцать минут в автобус зашла красивая девушка с черными волосами, с пирсингом в брови и гитарой за плечом. Она, увидев Руслана, радостно засмеялась и подсела к ним, спихнув Янку к холодному окну со слоем пушистого, как сикоз, снега.

— Руслан, привет, как дела? — спросила она, не замечая Янку.

— Прекрасно. Вчера купил диски, у тебя их точно нет.

Они разболтались о рок-поэзии, о каких-то репетиционных и музыкальных делах, а Янку начало вдруг бить как в лихорадке. Она терла ногтем с черным лаком лед на автобусном окне и делала вид, что ей интересно разглядывать обгоняющие автобус машины и заиндевелые фонари. Улицы были белыми от снега и огромной слепой луны. Луна мутным и туманным пятном застыла над темным девятиэтажным домом. Яна чувствовала, что она, еще недавно лежащая под кроватью и мечтающая только о туалете, теперь потеряла любую таинственность в глазах Руслана. Никакой пирсинг не поможет. И рыжая шапочка стала казаться старой, и всклоченные волосы, свисающие на глаза, — отвратительного цвета. «Да как он может? — думала она в полубредовой панике. — Он даже их не представил. В такой вечер!» Янка поморщилась, положила руку на низ живота, который иногда пульсировал, когда автобус колесом попадал в ямы на асфальте. От девчонки на пол автобуса легла противная серая тень. Янка отвернулась и прижалась лбом к стеклу, чувствуя, как лед колет ее кожу и проникает далеко вовнутрь головы. Вот замерзнуть бы так и перестать думать о Руслане, о Диме и о боли внизу живота. Апрельский ветер припадал к земле и потом бешено бросался на автобус, раскачивая его. Еще было холодно, но через неделю обещали уже плюсовую температуру и первые цветы. Сегодня снег — завтра цветы.

Девушка вышла только через десять минут. Янка смотрела на кондукторшу. Руслан тоже. Автобус медленно тащился, пробиваясь сквозь ветер и гололед, по пустынной улице. «Наверное, опять до минус десяти температура опустилась», — подумала Яна. Руслан, переведя взгляд на заплеванный пол, сказал:

— Это Лена. Я тебе рассказывал.

— Да, вы с ней возвращались домой. Несколько раз… Я помню.

— Да.

— Ты сказал, что она маленькая девочка из 7-го класса… А ей как нам… Зачем ты мне врал?!.

— Чтоб ты не ревновала. Ты же у меня ревнивая.

Приговор.

Они вышли из автобуса на конечной остановке. Справа — лес, слева — несколько бетонных домов на окраине города. Они уныло гудели на ветру, сливаясь с невидимым небом. Янка пошла вперед, против ветра, к своему дому. Ветер преследовал ее. Он огибал бесконечные ряды гаражей, выл тоскливо и, запутавшись, бился в проводах и качал столбы. Руслан держал Янку за талию, иногда прикрывая глаза от острых льдинок, поднимаемых бураном с земли. Но она не замечала этого. Она смотрела на одинокий замерзший фонарный столб, от которого ползало по земле туда и сюда пятно света. И ей казалось, что она во всем мире одна с этим скрипящим на ветру фонарем и деревьями, политыми густым серебром. Янка хотела развернуться и попросить Руслана больше не идти за ней, но потом вспомнила о том, что им сидеть за одной партой в школе еще целый год, ездить на одном автобусе домой, и ничего не сказала.

Они шли молча вдоль гаражей, а Янка пыталась избавиться от детской привычки высчитывать четное количество проходящих гаражей и столбов. Нужно было идти так, чтобы, вступая напротив фонарного столба левой ногой, оказаться этой же ногой напротив следующего. Или чтобы опор в витиеватой изгороди было десять, двадцать, тридцать. Но ни в коем случае не пятнадцать или двадцать три. Тогда забор браковался и вызывал внутреннюю досаду. Янка знала, что это бред или психическое нарушение, как и желание некоторых людей обходить трещинки в асфальте или пересчитывать ступеньки в родном доме, но ничего поделать с этим не могла. От остановки до поворота на улицу — семьдесят шесть гаражей, сорок фонарей и сто тридцать тополей.

Она поцеловала Руслана на прощание в щеку и без слов вошла к себе в квартиру.

Глава 20

Яна стояла у рояля в холле издательства и водила мизинцем по черной изогнутой крышке. Она несколько раз хотела бросить музыкальную школу, и каждый раз у нее не хватало на это мужества. Яна вспомнила, что уже две недели не садилась за фортепиано.

Когда Янка открывала крышку и произносила вслух первые ноты, у нее оживало сердце.

Оно размокало, стенки его становились мягче. И оно снова начинало пульсировать так, как осенью. Нервно, болезненно и в ожидании чудес.