Книга Неизбежность лжи - Игорь Симонов

В Москве, вовсе не сырой и еще не такой холодной, Костя проснулся после своего Ватерлоо[51]. Несколько дней он прожил в состоянии небывалого напряжения, и вчерашний вечерний разговор тяжелой стеной опустился рядом, только что не придавив, и разделил его жизнь на то, что было до вчера, и то, что начинается сегодня. Точнее даже, ему было рекомендовано просто вычеркнуть эти недели и все, что с ними было связано, из памяти, оставив в ней всю предыдущую жизнь. Такая гуманная рекомендация по выборочной потере памяти. Неизвестно только, как точно он сможет следовать этой рекомендации и что случится, если выполнить ее не удастся. Хотя наступившее утро принесло странное, ничем еще не обоснованное ощущение, что рекомендацию выполнить удастся. Утром не было уже той боли, что была вчера. Было нежелание все это вспоминать – первый шаг к выздоровлению. Помощница отправила в штаб сообщение, что он уехал в командировку и вернется в воскресенье поздно вечером. Телефон, предназначенный исключительно для партийных разговоров, был выключен. В течение трех дней все в штабе все поймут. А про остальное просто не надо думать.

Но при этом надо себя чем-то занять. Самым лучшим в этой ситуации действительно было бы дня на три уехать. А уехать дня на три лучше всего было бы к Лизе, которой вчера он так и не позвонил. К Лизе ехать было не просто нужно, но совершенно необходимо, потому что перед ней он чувствовал вину. Но к Лизе ехать и совершенно не хотелось, потому что она оказалась кругом права. Костя принадлежал к тому немногочисленному человеческому виду, который готов был признать свою неправоту, но вот так вот лететь прямо сегодня и сегодня уже вечером смотреть в ее глаза, да еще и при посторонних, возможно, людях, которые будут задавать вопросы и ожидать на них ответов – это уже прямо мазохизмом каким-то попахивало. Нет, сегодняшний день надо пережить наедине с самим собой, посмотреть хорошее кино, сходить куда-нибудь на выставку, а вечером позвонить Лизе и в зависимости от того, какое состояние организма на тот момент будут регистрировать датчики, принять правильное решение. И от того, каким он услышит Лизин голос.

Он услышал его спокойным, лишенным нежности, что было неудивительно, учитывая обстоятельства, но и лишенным агрессии последних дней. У Лизы все было в порядке, она немного волновалась, что он не позвонил, но решила себя не накручивать, зная, в каком бешеном темпе он живет.

– Ты умница, – сказал Костя, – темп может в ближайшее время резко измениться.

– В какую сторону? Станет еще более сумасшедшим?

– Вовсе наоборот. Практически вернется к предыдущей жизни.

– Тебя могут уволить? Бедненький, ты этого не переживешь?

– Переживу.

– То есть уже уволили?

– Не по телефону, радость моя.

Тут она должна была сказать: «Ну, тогда приезжай и все расскажешь, здесь так чудесно, так красиво, приезжай, я соскучилась». Но она сказала: «Я так соскучилась, но здесь так тепло, так красиво, я хочу еще на несколько дней остаться. Ты там без меня глупостей не наделаешь?»

Костя обещал не наделать глупостей. Будучи настоящим мужчиной, к тому же еще не отошедшим от грохота последнего боя, он совершенно неправильно интерпретировал слова своей подруги: «Она еще обижается на меня, – грустно подумал Костя, – но может, оно и к лучшему. За эти несколько дней я приду в себя, Лиза перестанет злиться, и мы вернемся к нашей чудесной жизни».

Костя в данном случае допустил самую распространенную ошибку мыслящих существ – не применил хорошо известные ему законы, по которым развиваются те или иные процессы, к собственной жизни. Так сапожники ходят без сапог, а «мудрецы не могут быть мудрыми для самих себя»[52].

Даже если предположить, что Лиза просто поехала на неделю к подруге после всех их споров и ссор, то и тогда возврат к прежней чудесной жизни не выглядел бы вполне вероятным. Но Лиза не просто уехала к подруге, она уехала к подруге, решившей вмешаться в ее личную жизнь, и в этот момент, несмотря на проявленное в разговоре с Костей, самообладание, она переживала самый настоящий кризис.

Вот уже три вечера подряд Лиза проводила в обществе старого знакомого Алискиного мужа сеньора Леонардо. Сеньор Леонардо, похоже, был готов проводить в обществе Лизы не только ужины, но уже, возможно, и завтраки, хотя все участники разыгрываемой на склонах зеленых холмов мелодрамы вели себя строго в соответствии со сценарным планом.

Сеньор Леонардо, со слов Алисы, был не просто настоящим итальянским аристократом, но еще и очень обеспеченным аристократом. Конечно, ему было далеко до настоящих богатых русских, зато его состояние было вполне официальным и по последней оценке составляло около трехсот пятидесяти миллионов евро. Сеньору Леонардо было сорок четыре года, он обладал хорошим ростом, спортивной фигурой, только что начавшими седеть темными волосами и, если не разглядывать под микроскопом, был вполне привлекательным мужчиной. Под микроскопом же, как известно, у любого можно разглядеть недостатки. Он только что вышел из трехмесячного траура по своей безвременно умершей горячо любимой маме, и это событие оставило свой след в виде морщины на его ухоженном и необремененном особыми заботами лице.

– А сколько маме-то было? – просто так поинтересовалась у подруги.

– Семьдесят три, – ответила Алиса, – болела она чем-то, ты не представляешь, как он переживал. Это просто видеть надо было. Извелся весь.

– Ну да, – согласилась Лиза, – хороший сын – это хорошо.

«Хороший сын» получил образование и большую часть взрослой жизни проработал финансистом, в том числе и в замечательной компании, владеющей половиной Италии и имеющей в качестве основного акционера сеньора Берлускони. Представляя именно эту компанию, Леонардо проработал два года в России, где он и познакомился с Алисиным мужем. Россия оставила в сердце Леонардо неизгладимый след, и существовало мнение, что именно этот период его жизни стал причиной того, что Леонардо до сих пор оставался холостяком.

– По-любому лучше холостяк, чем женатый, – со знанием дела прокомментировала этот факт Алиса.

– Только вот странно, что он до сих пор холостяк, – Лиза постепенно втягивалась в предмет разговора, – слишком уж много у него достоинств – и симпатичный, и богатый, и холостой, да еще и аристократ – значит, должны быть недостатки. Так что мы знаем про недостатки, колись? – уже не так безразлично поинтересовалась Лиза.

– Не знаю, отстань, – отмахнулась подруга, – очень много думаешь ты, думай поменьше – жизнь будет попроще. Не знаю, какие у него недостатки. Точно знаю, что не голубой. Ой, извини, – спохватилась она, но Лиза никак не отреагировала на возможный намек на свою прошлую семейную жизнь.

– А откуда ты знаешь, что не голубой?