Книга Лейтенант из будущего. Спецназ ГРУ против бандеровцев - Юрий Валин

…Обед тогда был простым, но плотным: макароны – миска с верхом, эрзац-кофе по две кружки. Мелькнуло у Петро нехорошее подозрение, и точно – в глазах через пять минут поплыло, соскользнул с табурета…

А очнулась команда «Versuchen» уже на Акне[108].

* * *

Холодно здесь было и дыханья не хватало. Стоило начать работать, как странное удушье распирало легкие, рот распахивался, тщетно втягивая воздух, и голова кружилась так, что человека вело из стороны в сторону, и он, теряя равновесие, ронял груз или запутывался в сетке. Но на работу команду «Versuchen» выводили редко, не каждый день, и заключенные мерзли в своем блоке, бессмысленно глядя в прорехи брезента, трепещущего на прутьях.

Мгновенно всходило солнце, едва мелькнув, ныряло в чернильно-лиловую тьму облаков – буйная пелена неслась над пиками с неистовой скоростью, и смотреть на это безумство даже после двух недель на Акне было жутко. Всполохи бирюзового сияния разрывали бурлящие облака, ослепляли. Если вдруг вспыхивало в зените, немцы оставляли работу, надевали сварочные темные очки-консервы, команда «Versuchen» в своей клетке становилась на колени – лечь сразу всем было негде – и вжималась лицами в холодный пол, набрасывая на головы меха и толстые одеяла. Зазевавшийся немец-социалист практически ослеп на левый глаз – уж очень не любило здешнее Солнце, когда на него гости смотрят.

Петро помнил свои первые минуты на Акне, когда очнувшиеся пленники с воем расхватывали стеганые фуфайки и брюки, совали ноги в массивные чуни. Кричал на очумевших узников немец с висящим на груди намордником дыхательного аппарата, на одеяла указывал. А холод пробирал до мозга костей, мысли вымораживал. Блок клетки висел над пропастью, вокруг торчали немыслимо высокие горы-шипы, и взгляд этому ужасу отказывался верить. Не шипы, а «crкte-пики» – позже поправил Андре. Понятно, Грабчак никаких гор и в глаза не видел, разве только в кино и на картинках. Здесь, конечно, вообще не похоже – вся земля, насколько глаз хватало, топорщилась иглами, как огромный еж. Да и была ли там, глубоко внизу, земля? Взлетал с крыши штабного блока немецкий стрекочущий аппарат с удивительным винтом поперек себя[109]. Кружился над площадкой, вспыхивающей искрами сварки, уходил к ближайшим вершинам, скрывался из вида. Возвращался примерно через десять минут, натужно кренясь и упрямясь порывам ветра, садился. Немцы на миг прерывали работы, смотрели на выбирающегося из открытой кабины отчаянного пилота. Тот махал рукой, и все снова работали. Видимо, безрадостными те разведки выходили.

Немцы трудились в три смены, непрерывно разрастались вокруг «пятака» лагеря сварные металлические конструкции, нависали над пропастью новые метры площадки, натягивались предохранительные сети. Без защиты никак нельзя – почти ежедневно немцы потери несли. Андре говорил: «психик не держать». Не держала, это точно. То немец ни с того ни с сего в «ворота» попытается прыгнуть, словно не видя решетки. Другой фриц меховой капюшон откинул, шапку снял, на прожектор аккуратно повесил, да кувалдой себя по лбу – двумя руками, умело… А то драки вспыхивали. Как-то схлестнулись: несколько слов, один строитель ударил бригадира обрезком швеллера, мигом подскочили к драчуну еще двое, повалили, забарахтались, неуклюжие в теплой одежде. Сварщик деловито подтянул шланг, склонился с горелкой… Порывы ветра доносили до блока вонь горящей шерсти и жареного мяса. Бунтовщик дергался, вырваться пытался. Наверное, кричал, но звуки в бесконечном жужжании заряжаемых генераторов и свисте ветра гасли. Подбежали немцы, что жандармами числились, растолкали строителей, но бунтовщик уже вытянулся неподвижно – брюхо ему насквозь прожгли. Повозились, оттащили к «воротам», отстегнули сетку – и улетел труп землю искать. Должно же хоть где-то дно у пропасти иметься?

Сходили с ума люди. Снова и снова немцы на сетку кидались, один из узбеков пытался себя задушить, алжирец на поляка кинулся, нос откусить хотел, визжал как бешеный. Навалились, напинали слегка, успокоился. Только вроде бы онемел запальчивый смуглокожий. На Петро и на самого что-то находило – в глазах темнело, зубы стискивались, скрежетали сами собой – ярость такая, что сейчас только схватись – никакие прутья не удержат, всех немцев голыми руками порвешь. Но Андре был рядом, слегка по плечу похлопает, скажет неважно что. Ну и наоборот бывало – французы тоже не железные, вполне дурить могут.

Кормили однообразно: плитка шоколада, горсть изюма, шесть таблеток. Таблетки не ядовитые, наверное, витамины, немцы их и сами жевали. Воды строго по полкружки – не имелось на Акне своей воды, только привозная. Может, от сухости и в головах мутилось?

…Жужжали генераторы, непрерывно заряжая аккумуляторы, сотнями стоящие на площадках-балконах. Взвывала сирена – истошный сигнал сразу сбивал и уносил ветер, мигал прожектор, прятались немцы. И словно огромный великан вздохнул: закладывало уши, кратко вздрагивал лагерь, выбирались из укрытий строители, появлялся комендант, – спешили к «вагону-цистерне», подвигали пандус, отвинчивали болты круглого люка. «Цистерна» – черная, из непонятного материала, висела над скальной площадкой, закрепленная тросами на мачтах-растяжках. Как в ней появлялись грузы и пассажиры, догадаться не получалось. Понятно, что электричество использовалось, но ведь к самой «цистерне» кабели не подходили, только к сетке металлической, что стартовую площадку окружала.

Толстостенная шлюз-цистерна была не особо вместительной, грузов помещалось не так много, людей оттуда доставали по большей части в бессознательном состоянии. Иногда в чувство так и не приходили – немец, что у строителей за попа считался, читал скорую молитву, и свежее тело вниз за «ворота» спихивали. Вынимали из шлюз-цистерны вместительные фляги с водой, новые балки-рельсы, баллоны для сварки, и снова за работу. Спешили немцы, на мертвецов и холод внимания не обращали. А генератор снова гудел, батареи готовя…

Наблюдали жизнь Акна узники. Брезент, что клетку блока накрывал, на глазах превращался в лохмотья. Петро, да и вся остальная команда «Versuchen», понимали, что живыми их отсюда не выпустят. Секретный объект, лишнего уже по самое немогу насмотрелись. Для опытов пленных привезли. Может, на лебедке вниз станут спускать, испытывая, сколько и как глубоко человек в ущелье сможет прожить. Или еще что-то. Гадать не хотелось, да и вообще мозги на Акне медленно работали: то ли действительно промерзали, то ли ветром выдувало.

К клетке подходил лишь повар-раздатчик – выдавал паек. Измучен был немец не меньше узников. Очки на лоб поднимал: глаза запавшие, кожа местами облезла, белесыми лохмами висит, хотя рожа сплошь мазью намазана. Немец не разговаривал, отсчитывал плитки, разливал в кружки чуть теплую воду. Через день к заключенным ненадолго поднимался немец-офицер: проверял, все ли живы, сличал номера на ватниках, заставлял каждого присесть, руки раскинуть, до кончика носа дотронуться. Этот тоже не особо разговорчив был, даром что штабной и ученый. Не снимая теплых перчаток, заполнял журнал и возвращался в свой штабной домик. Андре этого писаря называл «астролгом». Действительно, ученый немец вместе с комендантом часто поднимался на верхнюю площадку штаба. Топтались в тесноте, заставленной приборами и антеннами, возились с телескопом.