Книга Брестский квартет - Владимир Порутчиков

— Ни за что не скажу вам «пожалуйста», если вы откажетесь съесть со мной мороженное в кафе, — словно со стороны услышал он свой нарочито строгий голос и, как бы подчеркивая сказанное, бросил ладонь к околышу фуражки. Лицо и шею девушки снова залило румянцем, и курсанту показалось, что она уже более внимательно посмотрели на него. «А что если откажется?» — не на шутку испугался он, но девушка неожиданно согласилась и в глазах ее Федор заметил веселые искорки.

— Подождите меня здесь, я только Цезаря занесу. Хорошо?

Вместо ответа, поскольку в горле у него сразу же пересохло, а сердце забилось, как сумасшедшее, курсант только козырнул. Со стороны, наверное, он смотрелся довольно-таки глупо. Девушка ободряюще улыбнулась и, прижимая к себе длинноухого Цезаря — с каким удовольствием Федор поменялся бы сейчас со щенком местами, — быстрым шагом направилась к дому. Через мгновение ее тоненькая фигурка скрылась в арке, бойко удаляющимся пунктиром простучали каблучки, и где-то в глубине двора-колодца тяжело стукнула входная дверь.

— Ну, ты, Чибис, даешь!..

— Вот это по-военному: бац и сразу в дамки!..

— Хорошенькая… — услышал он вдруг за спиной и тут только вспомнил о товарищах, об увольнительной и планах посмотреть новый фильм.

— Все, ребята, езжайте в кино. Без меня, — резко оборвал товарищей Федор, всем своим видом показывая, что разговор закончен.

Кто-то из курсантов пропел:

— «Отряд не заметил потери бойца…»

— Эх, пропал казак! — пошутил другой, но Чибисов так зыркнул на шутника, что тот сразу же принял отстраненно-суровый вид и замаршировал прочь, звучно впечатывая в горячий асфальт каждый свой шаг. За ним зашагали и остальные. Уже отойдя на приличное расстояние, курсанты вдруг разразились веселым гоготом. Федор погрозил им кулаком, но тут из арки вновь выпорхнула девушка и он сразу же забыл о своих товарищах.

Ее звали Лена.

В летнем кафе, где, по счастью, нашелся свободный столик, к ним сразу же подскочил лоснящийся от жары официант:

— Чего желает ваша дама? Что будет заказывать товарищ командир? — профессионально потрафляя молодому самолюбию, промурлыкал он, беспрестанно растягивая в улыбке толстые губы, в то время как черные, словно маслины, глаза его то и дело испуганно косили на курсантские петлички Чибисова. Заказ — два мороженых и лимонад — был выполнен почти мгновенно.

Рассеянно тыкая ложечкой в оплывающий шарик пломбира, Федор неожиданно для себя взял и рассказал Лене всю свою жизнь.

Хотя, что там было особенно рассказывать? Жизнь как жизнь. Родился, учился, после школы поступил в пограничное училище, чтобы стать таким же, каким был его отец-пограничник, погибший в стычке с басмачами в далеком, почти мифическом Туркестане… И посреди своего рассказа, бог знает от чего (хотя, быть может, причиной тому была майская жара или внимательные девичьи глаза, что, словно два зеленых омута, затягивали его все глубже и глубже), привиделся ему вдруг ослепительно-пломбирный под лучами летнего солнца вокзал какого-то приграничного городка, и в окне прибывающего поезда — Лена… Картинка была настолько яркой, что Федор даже зажмурился и мысленно пожелал: «Да, будет так!», окончательно позабыв и про исходящий пузырьками лимонад и мороженое.

Через месяц они поженились, а вскоре новоиспеченный лейтенант Федор Чибисов был направлен для прохождения службы в Западный пограничный округ. Точнее, в приграничную крепость города Бреста. К месту службы, правда, Федор поехал один. Лена осталась в Москве заканчивать педагогическое училище. Целый год они писали друг другу полные любви и нежности письма, и раз в неделю, когда Чибисов вырывался в город на переговорный пункт, слышали голоса друг друга и мечтали о встрече, нетерпеливо считая кажущиеся бесконечными дни.

А потом все было так, как представлялось ему когда-то: и залитый солнцем перрон приграничного городка, и охапка цветов, купленная тут же на вокзале у какой-то загорелой до черноты бабули, и тоненькая женщина в окне вагона — его жена. Терпкий аромат полевых цветов, смешанный со сладковатым запахом нагретых солнцем шпал, с того июньского дня навсегда остался для него запахом счастья, запахом встречи.

Судьба, словно сжалившись, подарила им целый вечер и ночь, а потом… Потом уже не было ничего, кроме смерти и ненависти, и неохватного, затянувшего, кажется, весь белый свет горя. И где-то там — его хрупкая, маленькая Лена…

Но Чибисов до конца надеялся на чудо. В сентябре, стремясь хоть что-то узнать о жене, он отправил несколько писем на адрес ее родителей в Москву. Написанный Лениной мамой ответ нашел его только спустя два месяца. Этот коротенький, звучащий немым упреком ответ Чибисов знал наизусть и до сих пор хранил в нагрудном кармане своей гимнастерки, как талисман, как призрачную, связывающую с женой ниточку: «Федор, спасибо вам за письмо. Ведь благодаря вам мы хоть что-то узнали о судьбе нашей единственной дочери, с которой у нас нет никакой связи, с тех нор как она уехала к вам в Брест. И, пожалуйста, не вините себя. Я понимаю, что вы ничего не могли сделать в той ситуации. Будем молиться, чтобы все с нашей Леночкой было в порядке. Берегите себя.

P. S. Если вдруг у вас будут какие-то известия, обязательно дайте нам знать».

Но известий, увы, вот уже третий год, не было…

— Товарищ гвардии капитан, падает! — закричал вдруг замыкающий группу Брестский, указывая на небо. Сквозь переплетение веток на фоне синего неба была хорошо видна падающая на лес краснозвездная машина.

Все сразу остановились.

Через мгновение лес словно выдохнул, принимая на себя удар, и наступила гнетущая тишина. Замолкли даже невидимые в ветвях птицы.

Крутицын и Брестский, не сговариваясь, мол, ждем дальнейших приказаний, командир, посмотрели на Чибисова. «Самое простое, — подумал в этот момент капитан, — дать команду продолжать движение».

Каждый человеческий шаг имеет свои последствия, а тем более шаг непредусмотренный, так сказать лишний, отступающий от выбранного маршрута. Их обратный путь уже давно был просчитан и мысленно проделан сотни раз. Конечно, и на этом пути были возможны всякие непредвиденные обстоятельства, но это был их путь, который они были обязаны пройти до конца, и все остальное их не касалось. Вернее, не должно было касаться, кроме как доставить в штаб дивизии особо ценного «языка». Ввиду малочисленности группы они просто не имели права делать этот лишний, отступающий от маршрута шаг. Случись что, и вся операция будет поставлена под удар.

«Приказываю продолжать движение… Приказываю…» — эти слова так и вертелись на языке у капитана, но что-то все время мешало произнести их вслух. Может, виной тому были так неожиданно, так ласково выглянувшее из-за серой пелены солнце или воспоминания о Лене. Чибисов вдруг подумал, что уйти, не попытавшись разыскать упавший самолет, — а вдруг кто-нибудь там остался в живых и нуждается в помощи, — будет подло. Подумал и принял окончательное решение.

— Брестский, остаешься с пленным. Замаскируйся и жди нашего возвращения. Если до утра не вернемся или в случае малейшей опасности, приказываю уходить вместе с пленным к линии фронта. А в случае невозможности перехода немца уничтожить и выбираться к своим одному. Сергей Евграфович, за мной!