Книга Брестский квартет - Владимир Порутчиков

Путь был закрыт: поперек дороги лежало дерево, около которого стояло несколько солдат. Надо отметить, что ни поваленное дерево, ни сами солдаты не вызвали у сидящих в машине ни малейшего подозрения: солдаты как солдаты, а что касается дерева, то прошлой ночью на дорогах из-за сильного ветра было много поваленных деревьев, и кое-где еще продолжались работы команды по расчистке завалов. При виде препятствия у офицера, правда, вырвалось досадливое восклицание, ибо дело было срочное и непредвиденная задержка никак не входила в его планы. Он приказал шоферу посигналить, чтобы побудить стоящих на дороге действовать быстрее, но ни сигнал, ни вид штабной машины, однако, не произвели на них ровным счетом никакого впечатления: солдаты как стояли, так и продолжали стоять, не выказывая никакого стремления побыстрее устранить препятствие, а руководивший ими фельдфебель взял и вовсе повернулся к машине спиной.

— Эт-то черт знает что! Что они себе позволяют! — все больше распаляясь, вскричал офицер и тут же приказал шоферу выйти и поторопить солдат.

— Это, наверное, фронтовики, окопники, герр капитан, — высказал предположение шофер, со вздохом вылезая из машины. — Они недолюбливают штабных.

Последнюю фразу он благоразумно произнес себе под нос, и офицер ее не расслышал. Все более наливаясь краской недовольства, он смотрел, как шофер подошел к возглавлявшему дорожную команду фельдфебелю и что-то сказал. Фельдфебель покосился в сторону машины, согласно кивнул и, подав солдатам какой-то знак рукой, при этом шофер вдруг как-то неестественно вытянулся и остался стоять на месте, неторопливым шагом направился к машине.

Как только он приблизился, штабист опустил стекло. Чаша его гнева уже переполнилась, и он тут же излил ее на подошедшего фельдфебеля:

— Что вы себе позволяете! Вы же видите, что это штабная машина! — брызгая слюной, кричал он в насмешливое лицо фельдфебеля, все более распаляясь от собственного крика и невозмутимости стоящего. — Номер твоей части, солдат?! У меня важное поручение, а вы задерживаете мой проезд. Немедленно освободить дорогу!..

Фельдфебель только ухмыльнулся в ответ, его васильковые глаза после слов «важное поручение» буквально залучились от счастья.

— Герр офицер, попрошу вас выйти из машины и, пожалуйста, без глупостей!

Тут только штабист заметил наставленное на него пистолетное дуло и испытал приступ мгновенного озарения. И возмутительная медлительность солдат, и как-то неестественно застывший около них шофер — все вдруг сложилось в единую страшную для него картину.

Он затравленно обернулся назад, бросил взгляд вперед: за завал, но дорога, как назло, была пустынна. В смятенной голове его зашумело, и он едва не лишился чувств, но мысль о том, что у него в портфеле лежат важные документы, которые не должны попасть в руки к врагу, не дала ему раскиснуть.

— Да-да, конечно, — пробормотал он, лихорадочно ища выход. Черт! Хоть бы какая-нибудь машина проехала. Рука его медленно скользнула к кобуре, но этот жест не остался незамеченным.

— Я же сказал без глупостей! — рявкнул вдруг фельдфебель, бесцеремонно распахивая дверь и приставляя пистолет к бархатному околышу щегольской фуражки несчастного штабиста. — Быстрее!

Офицеру ничего не оставалось, как выбраться из машины. Портфель с документами он, правда, предусмотрительно «забыл» на сиденьи, но это не укрылось от васильковых глаз проклятого фельдфебеля.

— И портфельчик не забудьте, — ласково напомнил он штабисту, ловко обезоруживая его свободной рукой, и, когда тот исполнил «просьбу», скомандовал. — А теперь бегом к лесу и без глупостей!

Немец послушно прыгнул с дороги в кювет и затрусил к недалеким терновым зарослям.

Сзади тяжело забухал сапогами фельдфебель. На ходу он что-то по-русски крикнул остальным, но офицер, как ни интересовало его происходящее на дороге, побоялся оглянуться и сейчас видел перед собой только приближающуюся с каждым шагом стену леса.

На опушке их нагнали двое других. К ужасу штабиста, шофера с ними не было…

8

Переменчива летом погода. Вот только что был дождь и туман, как внезапно из-за разошедшейся в сторону серой пелены брызнуло ослепительное солнце. И в тот миг, когда оно властно и радостно прорвалось наконец к земле, даря свет и надежду, и невольное, глупое в данных обстоятельствах, предчувствие счастья, капитан Федор Чибисов, спешащий во главе своей разведгруппы назад к линии фронта, вдруг подумал о Лене…

«Лена, Леночка, Ленуля… Единственная, маленькая моя». Мысль о жене преследовала капитана Чибисова неотступно все три года войны, и не раз обманывалось, сжималось в предчувствии счастливой встречи сердце, когда на бесконечных военных дорогах звонкий девичий смех, внезапно вырвавшийся из кабины проносящегося навстречу грузовика, или нежный профиль молоденькой регулировщицы напоминали ему Лену. Но лишь только напоминали…

Уже три года не было у капитана никаких сведений о жене. Вместо сведений — догадки, вместо отобранной в плену фотокарточки — воспоминания. Оставляя ночным кошмарам то страшное утро 22 июня, услужливая память заботливо высвечивала, берегла от забвения самый первый день их встречи — солнечный и счастливый майский день 1940 года.

Глотая пастью теплый летний воздух, щенок с непропорционально большими лапами и большими же, стоящими торчком ушами почти летел над тротуаром, весь отдавшись сладостному, свободному бегу. Следом покорной змейкой волочился поводок.

— Ой, держите его! Пожалуйста, держите! Там же машины! — кричала девушка, выскочившая вслед за щенком из-под арки большого серого дома с гранитной облицовкой.

Реакция Федора Чибисова, курсанта последнего курса Московского пограничного училища войск НКВД, что в этот момент проходил со своими товарищами мимо, была мгновенной. Бросившись наперерез, он одной ладонью мягко, но решительно остановил радостного беглеца, а другой — ловко подхватил под теплое брюшко и прижал к себе, еще не подозревая, что это сама судьба сейчас выбежала ему навстречу. Щенок взвизгнул и дернулся, намереваясь цапнуть обидчика, но тщетно — поймавшие его руки свое дело знали и подобную попытку немедленно пресекли мягким почесыванием за ушами. К этому времени подоспела хозяйка.

— Ой, спасибо вам, товарищ! — сказала она, раскрасневшаяся то ли от бега, то ли от смущения, осторожно принимая щенка. Маленький беглец, видимо, чувствуя себя виноватым, тут же лизнул девушку в нос и, посчитав извинение вполне достаточным, зевнул протяжно и с удовольствием, показав Чибисову свое розовое нёбо и длинный трепещущий лепесток языка. От девичьего платья пахло недавно отутюженной тканью и еще чем-то неуловимо нежным, фиалковым. Зеленые глаза с приязнью смотрели на собеседника. И только глянул в эти глаза курсант, как сразу же отодвинулась и пропала куда-то шумная, звенящая трамваями улица, и сам огромный, охваченный весной город, и ждущие рядом товарищи тоже вдруг куда-то пропали, а в голове промелькнуло: «Нельзя! Нельзя вот так просто уйти!», и побежал холодок внизу живота, как перед прыжком с крутого берега в воду.