Книга Прямой наводкой по ангелу - Канта Ибрагимов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Оказывается, Роза из зала, увидев как стремительно, буквально потащила бабушка Мальчика со сцены, поняла: что-то не так — и уже была рядом.
— Роза, Роза, — не зная, как быть, встревожено лепетала бабушка, и тут по всему зданию послышалась четкая, выверенная собраниями призывная дикция.
— Боже, даже голос, как у отца, — глядя в потолок, где был динамик, промелькнуло в голове, и в это самое время глаза ее блеснули, словно готовилась к борьбе.
— Роза, — уже своим, правда торопливым тоном подгоняла она, — беги, лети домой. Спрячь эту скрипку в подвале у Баги, возьми скрипку отчима, и стрелой сюда, — она словно помолодела, так решительны были ее действия и взгляд. — Мы затеряемся в задних рядах. Ничего не спрашивай, быстрее!
Зал был переполнен. Однако, увидев бабушку и Мальчика, несколько человек сразу же предложили им места и предлагали пройти вперед, где лучше.
— На восстановление Грозного дополнительно выделен еще один миллиард долларов! И я, как уроженец Грозного, как истинный грозненец, любя и тоскуя по родному городу, в котором мы все должны жить, приложу все силы, все свои знания и любовь, чтобы наш родной, славный город вновь расцвел, стал еще краше! — страстно заявил оратор, и зал сотрясли овации похлеще, чем после лезгинки.
Войдя в раж, министр еще много чего обещал хорошего от российского правительства. Следом из зала посыпались вопросы.
— Мы обещаем и гарантируем, что в ближайшее время город будет полностью восстановлен и здесь будет процветать мир!
Снова овации, и в это время, тяжело дыша, подоспела Роза, села на место Мальчика, взяв его на руки, и сразу же пристала к бабушке:
— Так что же случилось? Может, уйдем?
— Потом, — чтобы об этом тут не говорить, Афанасьева по-свойски локтем пихнула ее. В это время, под одобрительный вой и овации, министр покинул сцену, а по залу вызывается следующий оратор.
— Слово предоставляется исполнительному директору восстановительных работ по Чеченской Республике Туаеву Гуте Закараевичу.
— О-о! — будто отпрянула, выдала невольно странный звук Роза, так что рядом сидящие покосились, а Мальчик засмеялся.
— Что с тобой? — поинтересовалась бабушка.
— Потом, — так же ответила Роза, так же отпихнулась локтем.
Конечно, чеченский директор — не оратор, как прежний — бывший комсомольский вожак; Туаев больше с баранами в Калмыкии дело имел. Однако, деньги, хоть и не в тех масштабах, а считать он быстро умеет и имеет к этому страсть, посему с ярым темпераментом бьет себя в грудь, за всех чеченцев слово держит:
— На добро мы ответим ударным трудом! Раз такие средства выделяют — день и ночь будем работать, строить, восстанавливать наш родной Грозный, чтоб стал краше, чем прежде!
Гул оваций.
— Давай уйдем отсюда, — унылым голосом предложила Роза.
— Теперь нельзя, все испортим, — что-то задумала бабушка.
После торжественных речей продолжался концерт. Видя настроение женщин, Мальчик не хотел больше играть. Пришлось его уговаривать. И исполняя композицию, он еще не закончил, как министр, без предварительной договоренности с режиссерами, слащаво улыбаясь, вышел на сцену, еще до окончания звучания последних аккордов, давая команду залу, сам начал первым хлопать, затем, взяв Мальчика за руку, встал у микрофона:
— Этот, безусловно талантливый и прекрасный, ребенок — будущее Чечни! Я, если честно, и не ожидал здесь увидеть такое!… От имени правительства Российской Федерации, лично от своего имени и имени дирекции, в лице господина Туаева, обещаем ему в скором времени вручить очень ценные подарки.
После этих слов, под рев аплодисментов, не выпуская руки Мальчика, министр резко двинулся за кулисы, помахивая залу свободной рукой, и не успел еще скрыться от публики, как навстречу, точь-в-точь, словно израненная мать-орлица, растопырив руки, даже пальцы, выпятив вперед впавшую грудь и остроконечный нос над изъеденными клыками — выдвинулась суровая Анастасия Тихоновна.
— Но-но-но! Не надо скандала, — буквально грудью отпихнул ее министр за полумрак кулис. Там первым делом выхватил из рук Мальчика инструмент, тут же небрежно отпихнувшись от притязаний старухи и пытаясь рассмотреть скрипку:
— Да, из-за нее сослали моего отца, и я в этой глуши родился и вырос. — По Вам видно, что на благодатной почве родились и выросли, — гневен голос бабушки.
— А ссылают, чтоб Вы знали, на крайний север и в Сибирь, где по милости Вашего отца, якобы из-за той скрипки, я провела более четырех лет… И — пытаясь бороться: — Отдайте инструмент.
В это время вокруг министра уже стояло несколько молодых людей охраны. Столетов лишь повел взглядом, как Афанасьеву буквально оторвали от пола, отнесли поодаль.
— Отдайте, пожалуйста, мою склипку, — Мальчик дернул министра за край пиджака. Столетов на это не среагировал, теперь он всецело был поглощен осмотром инструмента, струны попробовал, постучал по корпусу. Света здесь было мало, и он перешел к лестнице под прожектора.
— Слушай, — теперь он обращался к Мальчику, — а разве на этой скрипке ты лезгинку играл?
Насупив брови, исподлобья сурово смотрел на него Мальчик, и вновь своим недовольным баском:
— Велните мой инструмент.
Министр и это пропустил мимо ушей, и как ни в чем не бывало:
— М-да, — щелкнул он языком.
— Неужели я обознался?
— А вы что, ее до этого видели, иль знаток? — не скрытая колкость в голосе Афанасьевой.
— Хм, знаменитая скрипка Мальдини, — в тон ей отвечает Столетов, — во всех каталогах Интерпола. Похищена из академического театра Вены.
— Не без помощи Вашего отца.
Лицо министра исказилось:
— Не Вам упоминать его, — злобно процедил он, и чуть тише, думая, что она не слышит.
— Старая потаскуха.
— Что? — кровь хлынула в голову Афанасьевой, но усилием воли, вспомнив, что здесь Мальчик, она взяла себя в руки, пытаясь не терять достоинство.
— А между прочим, Илюшенька, именно Ваш отец целых восемь лет, почти что каждый день, водил Вас ко мне, чтоб выучила музыке и манерам: вижу, не смогла.
— Хе, «какова попадья», — в тон ей попытался ответить бывший ученик.
— Вы ошибаетесь, Илюшенька, я была не только той и той, как Вы меня только что обозвали, а невольным солдатом при Вашем батюшке, и как ни старалась, а суп из сапога сварить не смогла, не было у Вас ни слуха, ни духа. А скрипка эта та же, моего отчима, — и она буквально выхватила инструмент из его рук.
— Пойдем Мальчик отсюда, — уже нежным голосом.
И после себя корила, а тогда не сдержалась, хотелось ей хоть чем-то за свою долгую жизнь похвастаться. Уже покидая охраняемую зону закулисья, увидев за дверью Розу и став чуть смелей, она обернулась и громко, чтоб услышал: